Через минуту я был в коридорах Павловских казарм, куда меня ввели двое патрульных.
– Откуда? – спросил болтавшийся в коридоре солдат.
Я молчал – соврать солдату мне было стыдно.
– Со стороны, – в голос ответили патрульные.
– Ладно, в ту дверь, ежели со стороны; а вы поменьше таскайте всякий хлам, – говорил он, уже обращаясь к патрульным.
«Какой это хлам?» – устало соображал я, идя к указанной двери.
– Через комнату, в следующую! – крикнул мне вслед солдатишка, когда я отворял дверь.
В комнате было тепло, грязно, полусветло и пусто. Из двери налево доносились какие-то звуки. Прислушался: стон, то повышаясь, то понижаясь, продолжал залазить в эту грязь четырех белых стен. Пошел к двери напротив. Открыл ее, остановился в изумлении.
Первое, что бросилось в глаза и поразило меня, был большой стол, накрытый белой скатертью. На нем стояли цветы. Бутылки от вина. Груды каких-то свертков, а на ближайшем крае к двери раскрытая длинная коробка с шоколадными конфетами, перемешанными с белыми и розовыми помадками.
«Что это? Куда я попал?» – задавая себе вопросы, не сводя глаз с конфет, тихо направился я к столу и вдруг спотыкнулся. И только тут я окончательно осмотрел и запечатлел обстановку большой, длинной комнаты, наполненной так людьми, что я теперь не понимал, как я не заметил этого сразу, а обратил лишь внимание на какие-то конфеты, пакеты и бутылки, действительно лежавшие на столе, а не примерещившиеся. То же, что заставило меня спотыкнуться, было спящее тело офицера. И такими издающими храп с подсвистами была наполнена вся комната. Они лежали на полу, на диванчиках, на походных кроватях и стульях. «Странная компания», – думал я, наблюдая это царство сна. Но вот какие-то голоса из следующей комнаты. Пробрался туда. Та же картина, только обстановка комнаты изящнее.
«Офицерское собрание полка», – наконец догадался я. Опять раздался разговор – прислушался, присмотрелся. Говорит седоватый полковник, склонив голову на руки, сидя за столом. Отвечает лежавший на диване.
Я пробрался к говорившему и позвал его.
– Господин полковник! – тихо звал я его.
Услышал. Поднял голову и окинул меня осоловевшими, притухнувшими глазами.
– Господин полковник, – продолжал я, – я из Зимнего дворца. Ужасно устал. Могу я остаться здесь и лечь отдыхать или надо еще кому-либо явиться?
– Глупо. Раз вы здесь, то делайте что хотите, но не мешайте другим! – ответил полковник, и голова опять легла на руки.
«Боже мой, что же это?.. Сколько здесь офицеров! На кроватях. Цветы. Конфеты. А там…» И образы пережитого, смешиваясь и переплетаясь в кинематографическую ленту, запрыгали перед глазами, и я, забравшись под стол, уснул, положив голову на снятое с себя пальто.
Проснулся я в десятом часу. В комнате стоял шум от споров, смеха и просто разговоров. Солнце лупило вовсю. Было ярко и странно.
«Почему надо мной какой-то стол? Что за гостиная? Что за люди? Где я?» – быстро промелькнули недоуменные вопросы, но сейчас же исчезли от воспоминания о ночном, о вчерашнем.
«Где брат? Что с ним?» – впервые вырос вопрос тревоги о любимом брате, гордости нашей семьи.
«Господи, милый, славный. Господи! Что же это теперь будет с Россией, со всеми нами?» И я принялся читать «Отче Наш». Молитва успокоила, и я вылез из-под стола. Офицеры, которые преобладали в наполнявшей комнаты публике, кончали пить чай. Около некоторых столиков сидели дамы.
«Что за кунсткамера? – зло заработала мысль. – Что здесь делают дамы? Ну ладно, умоюсь, поем и выясню, в чем дело!»
– Послушайте, где здесь уборная? – справился я у пробегавшего мимо солдата с пустым подносом.
– Там, – махнул он рукой на дверь, через которую я вчера вошел сюда.
Я пошел. Из пустой следующей комнаты, где я слышал стоны, я ткнулся во вторую дверь и попал в большую когда-то залу, а теперь ободранную комнату, с валяющимися и еще спящими телами, в которых я узнал юнкеров.
Около уборной – солдатской – я увидел через окно в другом помещении дикую картину насилования голой женщины солдатом, под дикий гогот товарищей.
«Скорее вон отсюда!..» И я, не умываясь, бросился назад.
Через час я познал тайну убежища для господ офицеров, мило болтавших с дамами.
Еще за несколько дней до выступления большевиков господа офицеры Главного штаба и Главного управления Генерального штаба потихоньку и полегоньку обдумали мероприятия на случай такого выступления. И вот это убежище оказалось одним из таких мероприятий. Находящиеся здесь все считались добровольно явившимися под охрану комитета полка, объявившего нейтралитет. Таким образом, создавалась безболезненная возможность созерцать грядущие события: «А что, мол, будет дальше?»