Но вот меня окликнул молодой офицер с аксельбантами:
– Вы меня не узнаете? Я адъютант Петергофской школы прапорщиков. Вас я видел в Зимнем. Как вы попали сюда? Ваши юнкера рассказывали, что вас выбросили в окно, а вы себе здесь… ха-ха-ха… – заливался от плоской шутки красивый поручик.
– Послушайте, я ужасно хочу есть, – перебил я его, – но денег с собою у меня нет. Не найдется ли у вас свободных сумм? Я вам, если будет все благополучно, пришлю по адресу, какой вы мне укажете, – попросил я у поручика.
– Пожалуйста, ради Бога, для вас все, что угодно. Вот, разрешите четвертную. Этого будет достаточно? – любезно предложил он мне.
– За глаза! Огромное спасибо. Вот мой адрес, на случай, если события вытеснят у меня из головы мое обязательство.
– Я адрес возьму не для этого, а как память о вас, – слюбезничал адъютант, стреляя глазами в даму в огромнейшей шляпе, украшенной перьями.
За болтовней, а затем за завтраком, за который взяли 10 рублей, – время незаметно бежало.
В это время в комнатах началось оживление.
– Комиссар из Смольного приехал, – раздавалась из уст в уста новость, вызывая комментарии.
Через несколько минут вошел в комнату высокий красавец вольноопределяющийся – студент Петроградского университета. В вошедшем я узнал того вольноопределяющегося, который в качестве парламентера вел переговоры с комендантом обороны Зимнего дворца.
«Новая ниточка», – решил я, выслушав его заявление о том, что он уполномочен Военно-революционным комитетом выдать удостоверения на право свободного прохода по городу тем из офицеров, кто явился сюда сам или кого привели патрули, забрав на улицах города, но без оружия в руках и не в районе Зимнего дворца. Тех же, кто защищал Временное правительство, отправят в Петропавловку.
– И пожалуйста, – закончил он, – разбейтесь на группы и составьте списки. При этом для офицеров Генерального штаба должен быть отдельный список.
– Вот это хорошо! – заволновался подполковник. – Я всех наших знаю, и я вам, господин комиссар, его сделаю, – с улыбкой, почтительно говорил молодой подполковник.
«Какой ты подполковник? Ты подхалим, а не офицер! Но что же со мной будет? Ей-богу, в Петропавловку не хочется», – подходя к окну и смотря на улицу, соображал я.
На ней было пустынно, но ярко, свободно.
Но вот загремело, и показался грузовик с рабочими, сжимавшими в руках винтовки.
– Каины поехали, – произнес над ухом знакомый голос свое заключение.
– Нет, слепые и обманутые! – ответил я, не оборачиваясь.
– Ты жив?
– Глупый вопрос!
– Ну чего злишься? Ты знаешь, какие у меня нервы, – беря за руку, вкрадчиво говорил Бакланов.
– Ну ладно. Горбатого могила исправит, господин присяжный поверенный. Ну, ну, хорошо, я не буду. Скажи, как ты сюда попал? Я тебя и не заметил, – прочитав следы отчаяния на как-то сильно осунувшемся лице поручика, заговорил я, уже значительно смягчаясь.
– Потом. Тяжело вспоминать! Били… Погоны сорвали… А теперь расстреляют, – плаксиво закончил поручик.
Я молчал.
– Начальник школы убит, – вдруг произнес он.
«Царство ему Небесное! – и я перекрестился. – Вот и прекрасно, если расстреляют, скорее увидимся с ним, через несколько мгновений», – не выдавая ни одним мускулом ощущения этого горя, так грубо мне преподнесенного злым поручиком, подумал я.
Бакланов понял и отошел.
Через минуту другой голос приветствовал меня.
Оборачиваюсь – прапорщик Одинцов-младший. Я, искренне обрадованный, бросился к нему.
Между тем офицеры составили листы с фамилиями по группам.
Разгуливая с Одинцовым, мы подошли и, случайно остановившись около группы из Генерального штаба, услышали восторги по адресу Смольного:
– Они без нас, конечно, не могут обойтись!
– Нет, там видно головы, что знают вещам цену, – говорил один, вызывая осклабливание у других.
– Да, это не Керенского отношение к делу! – глубокомысленно подхватил другой.
– Ха-ха-ха… Этот сейчас мечется как белка в колесе. От одного антраша переходит к другому – перед казаками, которых также лишать невинности, как и ударниц, – грубо сострил третей.
– Господин поручик, вы живы? Как хорошо, что я заглянул сюда! – выростая предо мною, говорил юнкер N., член Совета нашей школы.
– Здравствуйте. А что вы здесь делаете? – справился я.
– Я из Смольного, куда ездил от Комитета спасения и городской думы с ходатайством скорейшего освобождения юнкеров. И вот получил бумажку – приказание выпустить и направить в школу. Идемте со мной. Я вас выведу. Еще есть кто-нибудь из господ офицеров? – говорил, поражая меня, юнкер N.