Сомнений нет, он такой же диктатор, как мой отец или Виолетта Степановна. Если не хуже. Прямой холодный взгляд. Даже когда Дымарскому интересно и в его карих глазах вспыхивают искры любопытства, они тоже будто… холодные, чужеродные. С той другой части Вселенной, где я никогда не бывала. Он ведь ворвался в мою галактику и закрутил ее по-своему. Без разрешения.
Судя по всему, Владимиру очень понравились мои пресловутые фотографии с конкурса, раз, лишь глядя на них, он вознамерился жениться. Мой отец богат и влиятелен, вероятно, это тоже причина. Комбо.
— Времени очень мало, а сделать нужно много. В списке приглашенных двести человек. И это самые близкие, — объясняю я ему. — Приезжай на обед к нам, как раз обсудим детали праздника.
Он хмурится, на его лице отражается смертельная скука.
— Тогда ужин. Поужинаешь со мной в понедельник? Не бойся, верну домой в целости и сохранности, — гад даже не пытается сдерживать улыбочки.
— Я не боюсь, — отвечаю быстро. — С удовольствием поужинаю, — произношу на автомате заученные фразы. С удовольствием выйду замуж, с удовольствием поужинаю. Не жизнь у меня, а сплошной кайф.
Я снова чувствую себя вещью, ежусь и вздрагиваю. Больно. Очень. Чуть больше часа назад отец отхлестал меня ремнем по заднице, да так, что там, должно быть, черные синяки остались. Я сжимала зубы и терпела, понимая, что еще легко отделалась. Пугали мысли, что, увидев Тараса в моей спальне, папа не сдержит гнев и просто в состоянии аффекта прибьет меня.
И за это ему тоже ничего не будет. Состояние аффекта ведь.
К счастью, я жива. Тарас просидит пятнадцать суток в камере, подумает над своим поведением. Когда он выйдет, я буду уже далеко. «Овчарки» отца поговорят с ним, и парень оставит меня в покое. Так будет правильно. У него своя жизнь, я стану в ней лишь воспоминанием о первой несчастной любви.
Поджимаю губы, тянусь к стакану с водой и вздрагиваю, так как вновь натыкаюсь взглядом на Владимира. Он… знаете, что творит?!
Пялится на меня. Своими темными ледяными глазами. Он… вроде бы ничего особенного не делает, но почему-то мне кажется, что его взгляды неприличны. Мне ужасно неловко быть в центре внимания этого взрослого тридцатилетнего мужчины. Как будто между нами прямо сейчас происходит нечто интимное, не предназначенное для чужих глаз. Каждую секунду я помню, что в гостиной помимо нас еще тридцать человек. А он, интересно, помнит?
В том числе здесь присутствуют его брат Сергей и дядя Виктор Владимирович. Дымарских всего лишь трое, но кажется, словно не меньше половины гостей.
Вновь ежусь, а потом сжимаюсь от боли. Задница горит, пылает ащ-щ! Бросаю на отца по-детски обидчивый взгляд. Возвращаюсь к своей тарелке.
— Может быть, еще шампанского? — слышу уже знакомый голос. Владимир наливает мне третий бокал подряд. Первый я осушила залпом, едва села за стол. Второй тянула все сорок минут. Третий будет явно лишним, но Владимир уже наклоняет бутылку. Мне остается лишь разглядывать прозрачный напиток в своем бокале и предвкушать, как задорные пузырьки будут щекотать нос. Владимир вновь смотрит на меня, и я делаю большой глоток. Жених, наверное, решит, что я алкоголичка. Сюрприз!
Еще один жадный глоток, и голова идет кругом. Я ощущаю себя достаточно смелой для того, чтобы улыбнуться Владимиру. Он тут же улыбается в ответ. Я распрямляю плечи, решая сопротивляться его давящей энергетике, и чувствую, что картинка перед глазами расплывается.
Мы смотрим друг на друга. Я словно загипнотизированная, никак не могу разорвать наш зрительный контакт. Дымарский будто… не позволяет. И продолжает улыбаться. Нехорошо. Вызывающе. И как-то будто… собственнически. Будто я уже его. Мое сердце разгоняется.
Не ужин, а бег с препятствиями.
— Вы… то есть ты практически ничего не съел. Тебе невкусно? — спрашиваю я, кивая на его полупустую тарелку. Говорю какую-то ерунду, только бы перевести тему. Лишь бы он перестал на меня так смотреть.
— Нет, всё нормально, — отвечает он.
— Готовила не я, — улыбаюсь слегка нервно. Стараюсь придать голосу заговорщические нотки. — Повара из «Крепости». Так что можешь сказать правду, я не обижусь.
Он бросает взгляд на блюда, стоящие на столе. Потом вновь смотрит на меня.
— Вечер выше всяких похвал, Анжелика. Я предпочитаю простую сытную еду, удивлять меня вовсе необязательно.