– Как семейная жизнь? – спрашиваю, принимаясь за работу.
Он выпрямляется, предоставляя возможность его сменить.
– Да, в общем-то, охуенно, – отвечает Романов.
Посмеиваюсь, загребая снег.
Он женат меньше месяца, не сомневаюсь, что у него все охуенно. Его жене, кажется, двадцать. Или девятнадцать. Его бывшая студентка. Видел ее один раз, вряд ли узнаю во второй. Свадьба была экстренная, я помог свести процесс к регистрации в день подачи заявления.
– Хочу машину поменять, – говорит задумчиво. – У тебя там ничего не нужного не завалялось? Я бы выкупил.
– Я тебе что, Рокфеллер? – смеюсь, качая головой.
Машина у меня одна. Плюс рабочая. За своей тачкой я слежу хуже некуда, весь сервис скинул на Борю, водителя.
– Мало ли, – смеется Саня. – У Ольги под забором тачка гниет, может это у вас семейное.
– Семейного у нас ничего нет.
– Извини, – говорит тут же. – Туплю.
– Проехали.
– Кхм… угу.
Оборачиваемся, когда за забором возникает звук буксующих колес.
Хлопает дверь, в замке входной калитки начинает скрежетать ключ.
У меня нет шестого чувства, я прагматик, но нихрена не сомневаюсь в том, кого сейчас увижу.
Выпрямляюсь и смотрю на дорожку, где спустя секунду показывается Оля.
Ощущение штыря в заднице – суперестественное, когда дело касается моей бывшей жены.
Домашняя девочка, умненькая и провинциальная, стала женщиной и вогнала мне в задницу такой штырь, который не смог вогнать ни один мужик на всем пути моей карьеры и моей жизни.
Я этот штырь заслужил.
И она в долгу не осталась.
Я не могу не гордиться ею за это, но чтобы проверить ее умение давать сдачи, мне пришлось ее потерять.
Я не знаю, как вернуть то, что проебано и похерено. Я даже не знаю, нужно ли нам это. Я стал тупым и деревянным по части отношений. Достаточно сказать, что я трахаюсь машинально, не всегда понимая, нахер вообще это делаю.
Последние полгода я провел в цейтноте, не думая ни о чем, кроме должности, которой добивался два года. До вчерашнего дня я полгода не видел свою бывшую жену.
Сжимая черенок лопаты, наблюдаю за суетливыми движениями Оли, отмечая, что у нее слегка изменился цвет волос. Они заплетены в свободную косу, которая лежит у нее на плече, и в них появились каштановые оттенки.
На ней серая короткая шуба, джинсы и черные ботинки до лодыжек.
Она ни на кого непохожа. Ни на Саню, ни на мать. Тесть ей неродной отец, где родной ни она, ни ее мать не знают, но порода явно его.
Скольжу глазами по длинным, идеально женственным ногам, обтянутым синими джинсами, присматриваюсь к сосредоточенному хмурому лицу, на котором нет вообще никакого макияжа, но уверен, что Камилю Тхапсаеву глубоко похуй, есть на ней макияж или нет. Если он хотя бы один раз добудет ее оргазм, ему станет втройне похуй. У меня самого в первый раз на это ушло чуть больше двух недель, зато потом все пошло как по маслу.
Закрыв изнутри калитку, Оля разворачивается и видит нас.
Моя машина припаркована прямо у забора.
Она знала, что я в доме.
Привычная ситуация, если не считать того, что меня здесь быть не должно.
– Салют, – отзывается ее брат.
Ее глаза впечатываются в мое лицо, смотрят на лопату в моих руках.
– Я думала, ты умер, – бросает Сане, быстро проходя мимо. – Заезжай почаще, чем раз в месяц. Они, вообще-то, по тебе скучают.
Втянув в себя морозный воздух, с кислой усмешкой смотрю на деверя.
Потирая пальцами подбородок, он с прищуром смотрит ей вслед.
Быстрые шаги на крыльце, после чего хлопает входная дверь.
Мы остаемся в полной тишине, за исключением лая долбанутой соседской собаки.
– Ну, – бормочет Романов. – Теперь хоть не скучно.
Блять.
Подавив смешок, вгоняю в снег лопату, глядя на окно при входе, за которым загорается свет.
Глава 12
Наши дни
Оля
– Ты поздоровалась с людьми?
От запахов еды меня выворачивает.
Мать активно шинкует начинку для салата, оставляет нож и перемещается к плите, на которой закипает кастрюля. Снимает крышку и несётся к холодильнику, из которого достает майонез.
– Я только что зашла, – говорю, впервые в жизни не спеша ей помогать.
Мои мозги соображают так туго, что я не знаю, куда себя применить.
Стоя в дверях кухни, пытаюсь собраться с мыслями и отсеять тот факт, что там на улице Чернышов, и он здесь явно надолго. Во-первых, потому что он пришел, и просто так его никто, кроме меня, не отпустит, во-вторых, если бы он этого не хотел, то не пришел бы.
– Спасибо, что зашла! – с претензией говорит мама, возвращаясь к салату. – Лучше поздно, чем никогда. Помоги завернуть лаваш, я с шести утра, как заведенная тут ношусь. Могла бы предупредить, что не можешь помочь.