Я уже потирал еврейские ладони в ожидании навара, но мои коммерческие думы застопорились из-за проклятого инцидента.
Переборов сон, я укутался по теплее и вышел из дома. По морде тут же ударил морозящий ветерок от чего щеки в миг покраснели.
— С*ка, че так холодно? — скрежетнул зубами. — Ветер, прекрати буянить. — стихия ещё сильнее ударила по лицу, попутно собрав капельки замёрзшей россы. — Иди ты на*уй ветер! — потирая перенявший цвет щек нос, проорал я.
В борьбе со стихией, где я явно уступал, мне все же удалось добраться до рынка. Он встретил меня абсолютно запустевшим. Ни тебе бурлящего фонтана, ни толпы зевак, суетящихся около продавцов, ни тех самых продавцов, которые стоят даже под неимоверным пеклом солнечных лучей.
— Вот те раз, — сорвалось с зубов. — где народ?
На улице стояла полнейшая тишина. Даже местные животные, загнанные в стойла, не издавали ни звука. Лишь ветерок подгонял хрустящие листья, наводя хоть какой-то шорох.
Я медленно пошел по продольной улице, смотря по сторонам.
— Тишина, — ужасающим голос протянул я, — только мертвые с косами стоят.
Иронично что именно я, человек который выступил в роли пожинающего души, появился на этой пустоши.
Проходя очередную прикрытую лавку, я заметил в ней людей, мирно гудящих о своем и играющих в знакомую настольную игру.
— Уважаемые, — окликнул я их, от чего мужики вздрогнули и повернулись ко мне. — Не подскажите, куда народ подевался?
Они переглянулись.
— Так это, — пролязгал твердым языком один из них. — скоро же Вильям побежит.
— Чего? Какой ещё Вильям?
Мужики вновь переглянулись. На их лицах отчётливо читалось, недоумевание по поводу меня.
— Ну как же, каждый седьмой день в году по улице бежит старик Вильям. Сегодня последний день, затем он засядет у себя на зимовку. А со следующего года все по новой.
— Не факт Перси, — усмехнулся шепелявый. — в том году он и в середине зимы пробегал. Старик чокнулся, как только себе яйца не отморозил, ума не приложу.
— Да, было дело. Но мужик то он добрый, всегда за здрасьте помогает людям. Почему его ему крышу срывает только на седьмой день? — почесывая круглую репу ответил Перси. — Завтра приходи, народу будет полно. — подытожил мужик уже обращаясь ко мне.
— ААААааааааа, — тишину прорезал громкий старческий крик. Звучал он так, словно в унисон кричали разъярённый маскан и кот, которому отдавили хвост: пронзительно, шумно и устрашающе.
Обалдевшие собеседники тут же опустили тканевый навес лавки и закрыли широкие окна изнутри.
Да что мать вашу здесь происходит?
Внезапно, в самом дальнем конце этой длинной рыночной улице, показалась высокая, но чересчур худая фигура, больше проходившая на вендиго из игры UNTIL DAWN.
Рост примерно сто восемьдесят — сто девяносто, с далека было сложно определить размер на глаз. Конечности длинные, и отдавали съедающей тело пожилого мужика анорексией. Кстати, мужика, потому-что между его ног висела достойная называться большой бандурина. Я даже присвистнул.
— Вот это достоинство! — справедливо оценил я, не сужающийся от мороза елдак.
Плохо было то, что я это видел. Старик стоял полностью голый и недобро пялился на меня.
Че это мурашки-то забегали? А ну прекратить! Это просто голозадый старец. Ну да, похож на монстра, но он же таковым не является, или…
Не успел я додумать, как стремный дед побежал на меня, словно титан из одноименной анимешки, во всю крутя своим хозяйством. Ещё и скорость развил такую, что через пару секунд уже преодолел половину расстояния до меня. А, на секундочку, между нами было около ста метров.
Выйдя из под житейского стана под название 'ах*евание', я сломя голову бросился на утек. Сердце бешено заколотилось, норовясь свалить от меня подальше, а глаза уже заливали горькие капли выступившего пота.
— АААааа, — орал я, из-за поднявшегося адреналина. — Тебе чего надо?!
— АААааа, — старик кричал вместе со мной постепенно сокращая расстояние.
— Ну почему я не качал силу и ловкость?! Почему?!
Дед с угрожающим улюлюканьем нагонял меня. Я словно чувствовал его дыхание у своей задницы, от чего булки сжались в страхе быть распотрошенными.
— Мужик не надо, ты чего?! — бросил в него одно из зелий для мужской силы, попавшееся под руку, которое носил с собой в надежде продать какому-нибудь бедолаге.