— Псссс, — фыркнул тот. — Ну ты даешь.
Однако в глазах уже что-то такое замелькало. Защелкали варианты.
— Дарю идею, пользуйся, — саркастически усмехнулся Максим. — А то кто знает, как завтра все выйдет.
— Макс! Иди ты…!
Титов сейчас был серьезен, как никогда, смотрел сердито, а в глубине глаз слишком много чувств, для того, чтобы выражать их вслух.
Они еще долго сидели в ту ночь.
Потом уже, под самое утро Филипп сказал:
— Поспи хотя бы час-два. Все равно сейчас не добьем до конца, обязательно что-нибудь вылезет.
Вырубил всю технику. Оглядел свою берлогу и провел рукой по волосам, а потом пошел к дивану.
— Я, пожалуй, со своей ногой здесь прилягу. А ты давай туда, как-нибудь с краешку поместишься.
Он показал глазами в сторону кровати, на которой спала Дана, и как-то так грустно улыбнулся.
Утром прибыл нарочный от Пашнина.
Мутноватого вида молодой парень. Разносчик готовой еды от какой-то забегаловки. Привез пиццу, обещанные документы выписанные на инспектора Пожарного надзора и форму пожарного.
Максим оценил своеобразный юмор шефа. Понятное дело, было бы странно, если вдруг вместо хлипкого кабинетного работника проверяющим от органов опеки вдруг явится громила с накачанными бицепсами и военной выправкой. А вот пожарником — самое то.
Теперь, когда все готово, надо было действовать.
глава 42
Пицца пришлась кстати, не пришлось тратить время на готовку. Но ей же нечем было себя занять. Помыть три кружки из-под чая?
Позавтракали быстро, молча. Потом Макс стал собираться, Филипп все время держался рядом. Мужчины были сосредоточены, коротко переговаривались на одном им, прошедшим огонь и воду, понятном языке. Ее отправили отдыхать.
Велели не нервничать.
Дана сидела на кровати и делала вид, что не смотрит в их сторону, потому что Макс одевался. А у самой аж звенело все внутри и все туже скручивалась в душе спираль. Наконец он полностью облачился в новенькую форму пожарного. Теперь вроде бы смотреть было можно.
Красивый он был в этой форме, потянутый. Гладко выбритый, ямочки на щеках. Ей было страшно смотреть на него и невозможно отвести взгляд. Филипп обошел его кругом и выдал:
— Живота не хватает для полноты образа.
— Так я ж недавно, не успел еще нажрать.
— И морда не красная, — вздохнул Титов.
И тут же добавил:
— Ты там смотри, когда взятку будут давать, девственника из себя не строй, бери.
Макс на него воззрился, мол, обижаешь. Комично смотрелись они со стороны, Дана невольно рассмеялась. Но это был нервный смех, тревога сражу же поглотила все мысли.
И как только мужчины начали готовить к выходу, она не выдержала.
— Возьмите меня с собой, — подскочила к Максу и умоляюще на него уставилась.
На него, на Титова.
Максим нахмурился.
— Отставить. Ты останешься здесь, — проговорил он, обведя взглядом берлогу Фила. — Здесь безопасно. А мы скоро вернемся.
Она всегда беспрекословно исполняла его команды, потому что он в ее глазах был непререкаемым авторитетом, ангелом хранителем называла про себя. Но не в этот раз.
Дана затрясла головой и тихо проговорила, глядя ему в глаза:
— Я умру здесь. Понимаешь?
И это была правда. У всего есть предел, она могла держаться, пока он был рядом. А без него — нет.
Мужчина долго смотрел на нее, хмурился и молчал. Потом проговорил:
— Ты понимаешь, что тебе появляться в городе опасно?
«А тебе? Тебе разве не опасно?» — хотелось выкрикнуть ей, но Дана молчала.
Макс шумно выдохнул и отвел взгляд.
— Ладно.
Ей показалось, сейчас сердце выскочит от облегчения. Он оглядел ее внимательно, и разом становясь серьезным, скомандовал:
— Быстро одевайся. То платье, пестрое, оно полегкомысленнее. И надо что-то сделать с лицом.
— Погоди, — вмешался Фил. — У меня тут есть кое-что.
И вытащил целый гримерный набор и даже блондинистый парик. Дана ошарашенно на это уставилась, а Максим закатил глаза и расхохотался.
— Что? — буркнул Фил. — Для дела нужно бывает.
Для какого, они не распространялись, да ее это сейчас и не волновало.
Дальше Дана судорожно одевалась в ванной и наносила макияж, а Максим прохаживался под дверью. Спешила, с непривычки у нее не получалось, от волнения во рту сохло. Наконец закончила. Поправила парик и вышла.
Он оглядел ее внимательно, взгляд такой придирчивый и острый, что Дане невольно захотелось съежиться, и проговорил: