Женщина оглохла. У нее не получалось даже закричать. Вдохнуть не получалось.
Она вдруг поняла, что там произошло. В этом блоке погибли… ее мужчина и сын. Но отказывалась это осознавать. А время замедлилось, бесконечно растянулось.
Слишком жестоко со стороны судьбы было забрать у нее все и сохранить жизнь. Почему она жива до сих пор? Почему, Господи?
Дана всегда была собранной. Ставила себе цели и неуклонно шла к ним, как бы трудно это ни было. Теперь все разом перечеркнулось. Для чего ей жить?
У нее даже не будет могилы.
Это последняя мысль добила ее окончательно.
У нее даже не будет могилы, не будет даже возможности их оплакать. Не будет места, чтобы ее могли с ними рядом похоронить.
Резкий стук в дверь.
Дробный, условный. Она узнала его, но не отреагировала. Зачем?
Снова стук.
— Дана, открой!
Титов. Она встала, подошла к двери, прошептала:
— Уходи, Филипп. Уходи…
— Дана! Открой быстро.
— Уходи, Филипп. Нет смысла.
Секунда злого молчания за дверью, потом он буквально прошипел:
— Открывай, живы они!
— Что… что… что…? — повторяла она бессмысленно. Невозможно. Очень страшно было поверить.
Кинулась трясущимися руками открывать и убирать блокировавший дверную ручку стул.
— Да, да… я сейчас…
Титов влетел в номер мгновенно, сейчас по нему трудно было сказать, что без ноги. Мужчина двигался стремительно. Сразу же выключил телевизор, а потом вихрем прошелся по номеру, уничтожая следы, какие могли бы остаться от них. Собрал пакет.
— Пошли!
— Нет, — попятилась Дана. — Я буду ждать. Максим велел никуда не выходить, пока он не придет.
— Дана, не дури. У меня Сашка в машине.
Дана затрясла головой, нервно сглатывая, это было слишком.
— Что…?
— Не веришь? В окно выгляни, — зло выдавил Титов. — Быстро! Мальчишка в машине один.
Она сорвалась к окну номера бегом. Прямо перед входом в этот гадючник был припаркован внедорожник Филиппа. Она мельком взглянула, увидела беленькую детскую макушку — и все! Слезы застлали глаза.
— Уходим!
Женщина закивала, зажимая рот рукой, чтобы не разрыдаться, и пошла за ним.
Мимо гадски ухмылявшегося администратора надо было пройти так, что тот ничего не заподозрил. Филипп приобнял ее одной рукой пониже поясницы. Она сначала дернулась, потом опустила глаза в пол и залилась краской.
— Все нормально? — спросил напоследок администратор и сально ухмыльнулся, разглядывая ее.
Сейчас Дана готова была провалиться сквозь землю от стыда. Но хрен с ним! Главное сейчас было убраться отсюда. Уже когда вышли на улицу, Филипп убрал руку и коротко бросил:
— Прости.
— Ничего, — пробормотала она. — Ничего.
Потому что ничего не видела, кроме мальчика, беззвучно повторявшего:
— Мама. Мама.
Несколько минут она вообще не могла говорить. Прижала к себе Сашку, и все. Спазм. Свело горло. Потом все-таки выдавила:
— А Максим? Как же Максим? Нам нельзя без него… Куда мы? Мы сейчас к нему?
Филипп в это время уже отъехал от гостиницы, и сосредоточенно вел машину, ныряя в городские переулки. Бросил на нее быстрый взгляд в зеркало заднего вида.
Как ей было объяснить, что там все сложно?
Что вмешался Пашнин, и ОБЗ взяло весь интернат в плотное кольцо. Что Макса они, может быть, увидят сегодня. Если повезет. И еще неизвестно, в каком состоянии он будет. Но судя по тому, что Пашнин сам назначил место встречи…
— Да, — проговорил Титов. — Мы сейчас к нему.
— Да, — кивнула она, сильнее прижимая к себе ребенка.
А он поразился, увидев, как разливается по лицу женщины умиротворение.
глава 46
Максим знал, что у него есть несколько секунд, чтобы проскочить сквозь огонь по коридору до двери аварийного выхода, которую он тогда оставил открытой. Шанс будет всего один. Если его что-то задержит, он рискует оправдать выдуманную им же самим легенду.
Там слишком много пластика, токсичный дым, респиратора у него нет. Задохнется — и с концами. А ему нельзя. Он ведь взял на себя ответственность за мальчишку.
Молиться Макс не умел, он так, по-простому.
— Помогай Господь, — шепнул, и рванулся в горящий медблок.
Первый же шаг — пахнуло преисподней в лицо. Но ведь он уже видел преисподнюю, слышал грохот взрывов, свист путь, видел кишки, развешанные по деревьям. Тут всего лишь огонь. И несколько десятков шагов до свободы.
Опалило его всего. Но ничего не рухнуло с потолка, ничего не попало под ноги. Повезло. На последнем шаге швырнул внутрь блока небольшой заряд взрывчатки, скорее для шумового эффекта и для отвлечения внимания, чем по делу. И вывалился наружу.