Командующий не боится трудностей. В конце концов, Егерь при всех его талантах, всего лишь человек. Смертный.
И как любой смертный, рано или поздно он совершит ошибку.
В сумрачной каюте, освещённой лишь мерцанием голографического экрана, сидит массивная фигура. Мощное тело Вракшада «Калибана» Бракста заковано в высокотехнологичную броню, а суровое лицо, испещрённое шрамами, с торчащими вперёд бивнями застыло в напряжённом раздумье.
На экране мелькают кадры недавнего обращения дерзкого землянина, бросившего вызов всему Сопряжению. Вот он стоит на крыше, вещая о своём безумном плане по зачистке какого-то местного поселения. В его глазах пляшут азарт и решимость, а голос звучит твёрдо и уверенно.
Калибан чуть щурится, внимательно изучая фигуру врага. Да, этот Егерь силён. Очень силён. В их прошлую встречу наёмнику пришлось несладко. Мало кто может похвастаться тем, что сумел продержаться против Берсерка Граула так долго, да ещё и пробил его броню. И не просто пробил, а едва не отправил Нову на тот свет. Давно зажившие шрамы от на лице Вракшада служат напоминанием о той схватке.
Он ещё не забыл бешеный напор Егеря, его сумасшедшую скорость и звериную ярость. Помнит жгучую боль от электрических разрядов и раскалённого металла. Помнит, как доспехи, верой и правдой служившие ему многие годы, обернулись смертельной ловушкой.
Вракшад до сих пор злится, вспоминая собственную беспомощность в тот миг. Выведенные из строя импланты помешали биться в полную силу. Ещё больше его злит то, что пришлось спасаться бегством. Он — Берсерк самого Граула, сильнейшего из богов, праотца, источника вечной ярости — удирал, поджав хвост, как последний трус. Какой позор!
В этот раз тебе не уйти. Слишком долго я нарабатывал свою репутацию, чтобы позволить какой-то второсортной Супернове всё испортить.
О да, Калибан гордится своим реноме. Непобедимый боец, верный кодексу чести наёмников. Его нанимали корольки, лидеры кланов, патриахи и архонты. Он сражался на тысяче полей битв, от ядовитых джунглей Горваша до ледяных пустошей Иминара. И всегда выполнял контракт, чего бы это ни стоило.
И всё же с Егерем вышла накладка. Недооценил, расслабился, позволил застать себя врасплох. И поплатился за это позором ничьей. Хуже того — невыполненным заказом. Такого огроид стерпеть не мог.
Он чувствует, как в груди разгорается тлеющий уголёк ярости при виде ненавистного образа противника. Воспоминания о позорной дуэли отзываются фантомной болью во всём теле. Пальцы огроида непроизвольно сжимаются в кулаки, а желваки на скулах начинают ходить ходуном.
Да, в прошлый раз он недооценил противника. Поверил в несокрушимость своей брони, поддался ярости, потерял концентрацию. Глупая, непростительная ошибка для того, кто тысячи раз смотрел в глаза смерти. Больше такого не повторится.
Он ведь профессионал и умеет учиться на своих промахах. В бою с Егерем он на собственной шкуре познал силу и хитрость землянина. Это больше не тёмная лошадка, а противник, которого стоит уважать и остерегаться.
Что ж, тем слаще будет триумф.
В этот раз он подготовится как никогда тщательно. Продумает всё до мелочей, предусмотрит любые неожиданности. Подберёт лучшее оружие и снаряжение. И когда час пробьёт, обрушится на оппонента всей своей мощью, опытом и неумолимостью.
Это будет великая охота.
В полутёмной, захламлённой комнате, больше напоминающей нору, чем жилище разумного существа, сидит женщина. Её смуглая кожа и тёмные, собранные в афрокосички волосы почти сливаются с царящим вокруг полумраком. И лишь глаза, белёсые, будто подёрнутые молочной плёнкой, светятся в темноте двумя призрачными огоньками.
Схватка с Егерем едва не стоила Амелии жизни. Точнее, той оболочки, которую она называла своей жизнью.
Ехидна морщится, вспоминая леденящее ощущение собственной беспомощности. Как Егерь методично, безжалостно шинковал её тело на куски. Как боль пронзала каждую клетку, каждый нерв. Как сознание путалось и ускользало с каждым новым ударом.
Ещё никогда ей не было так страшно. Даже тогда, в детстве, когда голод и отчаяние толкнули её переступить черту в детдоме. Страх того, первого раза, и рядом не стоял с животным, первобытным ужасом, что она испытала в проклятом Ростоке.
Метаморф до сих пор вздрагивает по ночам от кошмаров, где Егерь настигает её и раз за разом вбивает в грязь, превращая в кровавое месиво. Она ненавидит себя за эту слабость. Ненавидит!