21 апреля Дёниц видел его в последний раз, 22 апреля в два часа утра он покинул Берлин на машине. Барачный лагерь узла связи военно-морского флота у Плёна в Голштинии был теперь северным пунктом управления. Адмирал Майзель, который считал неподобающим, чтобы гросс-адмирала здесь, как он считал, охраняла только его овчарка, побеспокоился о том, чтобы в ближайшие дни сюда, в Плён, прибыла караульная команда, сформированная из сверхкомплектных матросов подводного флота. Бараки на Плёнском озере стали свидетелями странных событий, в которые гросс-адмирал оказался втянут во время краха Третьего рейха. От начальника партийной канцелярии рейхсляйтера Бормана здесь узнали сначала, что 23 апреля 1945 года Гитлер якобы из-за «предательства» сместил считавшегося его преемником рейхсмаршала Геринга. Геринг был совершенно несправедливо обвинен в связях с западными державами, с которыми он якобы вел переговоры о капитуляции. В эти дни Дёниц предполагал, что теперь выбор пал на Генриха Гиммлера (как преемника Геринга), рейхсфюрера СС, министра внутренних дел рейха, начальника имперского управления безопасности и командующего резервной армией. Анализ положения дел в «Северной империи» выявил, что длительное вооруженное сопротивление в этой части рейха было совершенно бесперспективным. Оборонные предприятия отсутствовали почти полностью, за исключением судоверфей; снабжение горючим было совершенно недостаточным. Дёницу стоило очень многих усилий достать нужное количество горюче-смазочных материалов для крупной спасательной акции на море, несмотря на то, что он обеспечил очень строгий контроль за общим снабжением горюче-смазочными материалами.
Совещание 28 апреля при верховном командовании и оперативном штабе вермахта с фельдмаршалом Кейтелем И генерал-полковником Йодлем во главе, переместившимися из Берлина в Рейнсберг, показало, что Мекленбургскую область, имевшую решающее значение в снабжении продуктами питания, больше невозможно удержать. В тот же день генералитет уехал, так как советские передовые отряды танковых частей приближались к их временным штаб-квартирам. Дёниц был убежден, что война должна быть окончена, но не в хаосе, не с «дикими» актами о капитуляции, подписанными отдельными главнокомандующими или партийными руководителями, а в точной и определенной форме. Он всегда высоко ценил умение вести себя и соблюдать достоинство. Но вправе ли оп, будучи главнокомандующим, сделать первый шаг в этом направлении? Кто пойдет за ним, если он, всегда считавшийся последователем фюрера, теперь пойдет против Гитлера, который все еще сражается за Берлин? Как отнесется к этому рейхсфюрер СС? И еще была проблема, как при авторитарном правлении составить акт о сдаче в наиболее приемлемой форме для своей страны. Эта проблема была неразрешимой — так, по крайней мере, полагал тогда Дёниц.
30 апреля 1945 года нужно было решать, что делать дальше. В этот день рейхсляйтер Борман сообщил о «новом предательстве» в Плён, где еще ничего не знали, что произошло 29 апреля и что происходит 30 апреля в бункере фюрера, расположенном под садом рейхсканцелярии: составление и передача завещания Гитлера, бракосочетание фюрера с его многолетней возлюбленной и самоубийство супружеской пары с последующим сожжением трупов. Гиммлер был обвинен в связях с западными державами, с которыми при посредничестве шведов он вел переговоры о капитуляции.
В эти дни Дёниц мог бы отметить только еще один успех в отношении себя и немцев вообще. Ему удалось заставить Гитлера отказаться от его очередного безрассудства, когда тому пришло в голову расторгнуть Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными, чтобы иметь возможность учинить кровавую расправу над так называемыми «летчиками-террористами» — союзническими экипажами бомбардировщиков и истребителей. Теперь Борман потребовал, чтобы Дёниц действовал «молниеносно» и «со стальной твердостью» в отношении «предателей». О боевом использовании морских частей и береговой охраны военно-морских сил против СС и полиции нечего было и думать всерьез. Дёниц решил во второй половине дня разыскать Гиммлера в Любеке, чтобы обсудить вместе с ним предъявленные Борманом обвинения. Встреча состоялась в 15 часов 30 минут в полицейской казарме этого ганзейского города. В то же время гамбургский наместник и гауляйтер Кауфман приложил все усилия, чтобы удержать стремительно наступающие британские войска к Эльбе (и не допустить их встречи с советскими войсками). Отстоять Гамбург и не дать противнику форсировать Эльбу было важно еще и потому, что продолжалась спасательная акция на море. Также канал Эльба — Траве, с точки зрения Дёница, имел значение для вывода морского транспорта. Кроме того, он полагал, что следует избегать любого вида самовольной частичной капитуляции. Кауфман вообразил, что гросс-адмирал хотел превратить Гамбург во второй «Сталинград» на Эльбе. Категоричный запрет Дёница был воспринят им как нечто несоответствующее моменту.