– Ты просто гений, Сорен Фильтенборг Ларсон. Какая прекрасная идея – поехать на выходные на море. Всей семьей. С двумя маленькими детьми. В середине января. Что еще может… О, замечательно, теперь еще и снег!
Трине сидела с Юли на коленях и бубнила себе под нос ругательства, сплетавшиеся в сплошное «моймужидиот». Кристиан, которому недавно исполнилось пять, болтал ногами и швырял злых птиц в другую электронную живность на телефоне. Звуки игры, детского пения и Трининых ругательств раздражали, но идея действительно была его, так что Сорен лишь стиснул зубы.
Снег и впрямь шел, быстро темнело. Дорога петляла, вела то к побережью, то прочь от него. Сорен не был в этих местах очень давно, так что вел машину не слишком уверенно.
Когда-то под Хиртхальс жили его бабушка с дедушкой, и он любил приезжать к ним на выходные. Они с родителями были из Ольборга, оттуда ходил прямой автобус, и иногда его даже отпускали одного.
Бабушка Кирстен всю жизнь проработала в булочной и даже в свои семьдесят иногда выходила на смены. Сорена она обожала и к приезду внука пекла его любимые булочки с корицей. Его дед Мадс как-то по секрету рассказал внуку, что влюбился в Кирстен за то, как она готовила рогалики с медом. В тридцатых он дни напролет проводил, очаровывая Кирстен серенадами, народными песнями и балладами, переложенными на датский им самим. Мадс почти сорок лет проработал переводчиком, а когда вышел на пенсию, стал рисовать иллюстрации к детским книгам.
Бабушка Кирстен была по жизни домоседом, дед Мадс же обожал долгие прогулки. Как только внук переступал порог, он брал Сорена и рюкзак с самым необходимым, что включало в себя выпечку жены, альбом, карандаши и иногда – одеяла, и шел в направлении моря. Часто уходили еще до рассвета, возвращались либо за полночь, либо вовсе на следующий день. Сорен обожал эти прогулки с дедом, предпочитая их общению со сверстниками; рос он немного нелюдимым. Сорену было четырнадцать, когда бабушка умерла от сердечного приступа. Дед ушел зимой того же года, протянул всего на пять месяцев дольше – без жены ходил потерянный, почти не выбирался за территорию дома. Тетя Сорена, приглядывающая за Мадсом, рассказывала, что он спал все дольше и дольше и одним утром просто не проснулся. На похороны Сорена не взяли, на кладбище он не ездил ни разу – наверное, боялся увидеть имена родных людей на сером камне.
С тех пор прошло больше двадцати лет, за которые Сорен успел жениться на Трине, перебраться в столицу, найти работу, пришедшуюся ему по душе. Трине родила двоих, и они всерьез говорили о том, что через год можно бы и третьего. У него была хорошая, слегка скучноватая жизнь, и все же иногда, изредка он вспоминал деда и бабушку, и что-то горькое ворочалось внутри него. Он хотел доехать хотя бы до их дома, правда хотел, и все никак не выходило. Много лет в его голове жило смутное детское желание все-таки подняться на те дюны за Локкеном, пусть и в одиночестве. Мадс уже после смерти жены, когда Сорен приехал в гости в декабре, обещал ему сходить наверх вдвоем, но так и не смог, уже совсем ослабев. Они остались тогда дома, и вечер прошел на удивление хорошо. Дед, помнится, даже шутил, рассказывал свои истории про книги и заковыристые обороты в английском языке.
В минувший четверг, сидя в полупустом офисе в самом центре Копенгагена, Сорен в который раз вспомнил, что ужасно хочет увидеть старый порт, побродить по дюнам вокруг Локкена и, может быть, даже доехать до Скагена. Отпуск он не брал уже очень давно, фирма как раз завершила один проект, а новый находился на стадии согласования, так что заявление о предоставлении ему трех дней отгулов генеральный директор подписал сразу и без особых расспросов. Вернувшись домой, он рассказал Трине о своей задумке, но та, разумеется, оказалась против.
– Выходные – это, конечно, хорошо, семейный отдых – тоже, но север, Сорен, да туда ехать часов семь, это же Ютландия!
Сама Трине была из Копенгагена и, как любой столичный житель любой страны, скептически относилась к дальним провинциям.
Как он уговорил ее, Сорен и сам не понял. Когда она все-таки согласилась, Сорен был ужасно доволен. Но сейчас, глядя на указатель «Локкен, 12», он чувствовал только смесь усталости, раздражения и уже не был рад, что затеял эту поездку.
– Папапапапапапа! – причитал Кристиан, у которого разрядился телефон.
– Алалалалала! – вторила ему Юли, которая просто устала и теперь требовала внимания ото всех вокруг.
– Сорен, ты уверен, что не пропустил поворот? Ну говорила я тебе, дурацкая затея. Ты бы хоть навигатор купил, ты же здесь в последний раз был черт-те знает когда. Не мог бы ты быть более ответственным…