Мы летим, летим и летим. И только одну мысль я могу думать во время нашего безумного полёта:
«Только бы успеть. Только бы…» Я не знаю сколько минут или часов мы летим. Время кажется бесконечностью, а расстояние кажется непреодолимым. «Зачем я придумала это разделение? Если бы мы шли вместе, возможно…» Я не успеваю додумать свою мысль.
Внезапно врач спускается на землю, я спускаюсь вслед за ним.
«Нам незачем больше лететь. Спасать некого. Лес говорит: их больше нет». – слышу я голос доктора в своей голове.
Когда фраза «их больше нет» доходит до моего сознания, я набираю в грудь побольше воздуха, ожидая начала приступа.
Но ничего не происходит. Я стою на снегу. Раздетая. Не чувствуя холода, ни чувствуя ничего.
- Нужно вернуться туда, где мы оставили одежду, – говорю я наконец. - Мы должны спасти Сорочье царство. В конце концов, для этого мы сюда забрались.
«Хотя его жизнью я пожертвовала бы гораздо охотнее, чем своей…» - вспоминаю я свои мысли. Что ж, я и пожертвовала. Прощай.
Глава 14
Марина
Вот он, вход в печально знаменитую пещеру. Мы с доктором садимся на холодные камни. Камни - последние молчаливые провожатые. Нужно ещё решиться, чтобы войти. Мне, во всяком случае, точно.
Сейчас утро, мы переночевали в лесу. Когда мы вернулись на поляну, врач развёл костёр и предложил мне ужин, спокойно, как будто ничего не случилось. Но мне не хотелось есть, мне хотелось повернуть время вспять и оказаться дома, возле здорового папы и Виктории, сидящих вечером возле камина. Мне хотелось, чтобы где-то там в Сорочьем Царстве презираемый мной Игорь торопился к той, другой, поляне, с которой Стрёкоты отправляются путешествовать в мир людей. Игорь, ненавидимый мной, но живой.
«Их больше нет.» - сказал живой лес. «Их больше нет.» - повторил для меня врач. «Их больше нет.» - подтвердил разум. «Их больше нет?» - взбунтовалось сердце. «Их больше нет.» - согласилась душа, сжавшись внутри тела в холодный комок, подкатившийся к горлу и застрявший в нём, казалось навсегда. Во всяком случае, со вчерашнего вечера он стоит внутри меня, тяжёлый, как свинцовая туча, готовый в самый неподходящий момент пролиться злыми и больными слезами.
Мы познакомились с Игорем, когда мне было семь лет. Он был отчаянным, безрассудным мальчишкой.
Впервые я увидела его на вершине дерева: он забрался на самую верхушку, разделся, скинул одежду вниз и прыгнул, обернувшись сорокой в процессе падения. Я была так напугана тем, что он мог разбиться, что даже не смутилась, когда увидела перед собой раздетого мальчика.
- Зачем ты так делаешь? Это же очень опасно! – напустилась я на него.
- Можно, я сначала оденусь, а потом ты меня поругаешь? – спросил он меня, улыбнувшись.
Только тут я сообразила, что он голый, покраснела и убежала.
- Меня Игорь зовут, - крикнул он мне вослед.
Ему всегда было мало нашего Сорочьего Царства. Слишком спокойно, слишком размеренно, слишком привычно.
Мне было десять, когда Стражники сняли Великий Запрет. А Игорю, соответственно, тринадцать. Посещение людского мира разрешалось только с пятнадцати. Как мечтал он эти два года! Все его разговоры были только о том, куда они полетят. С Марком, естественно. Вот уж кого я не любила с самого начала. Хотя нет, я в первые дни нашего общения пыталась подружиться с ним. Это Марк невзлюбил меня за то, что я нагло втесалась в их дружескую пару, и я оставила свои бессмысленные попытки.
А теперь их нет. Обоих. Нет, слёзы не побегут из моих глаз. Поздно и бессмысленно. Никто не снимет с меня вины.
Пора заходить.
- Доставайте свой ключ, доктор. Простите, врач. Нам пора.
И мы входим в пещеру.
Александр Витальевич
Если бы она что-нибудь сказала! Я бы смог ей помочь, если бы она со мной говорила. Но она молчит. Молчит с тех самых пор, как мы вернулись на ту злосчастную поляну, где я узнал от леса, что Дикие Сороки напали на наших бывших спутников.
Я предложил разжечь костёр и переночевать в лесу, она только кивнула в ответ. Отказалась от еды и легла возле костра, отвернувшись от меня. Вот уж воистину, чужая душа – потёмки. Я догадывался, даже скорее, знал наверняка, что Игорь любит Марину. Я видел эту любовь в его глазах, читал в его движениях, чувствовал в его беспокойстве. Как сама Марина ухитрилась её проглядеть?