Он закатил глаза и тихо зарычал. Грохочущий волчий звук смог бы напугать любого человека, который поостерегся бы связываться с кем-то, кто звучит как кровожадное чудище, которое может отгрызть кому-то голову. Впрочем, кумушки никогда не были теми, кого можно напугать. При желании они сами вселили бы в душу кого угодно холодный ужас.
Он слышал негромкие голоса, странные, шелестящие, совсем нелюдские. Вольга подступил поближе, неслышный, скользящими охотничьими шагами приближаясь к поляне, на которой торчало большое высокое дерево. Если бы Вольга был молнией, он бы врезался именно в такой огромный дуб, раскинувшийся, казалось, над всем лесом. Если бы Вольга был молнией, он бы в него не попал. Потому что дуб охраняла старая суровая магия, слишком древняя даже по сравнению с ним.
Голоса стали громче — его заметили. Зашуршали, захрустели, скрипучие и опасные, и Вольга скривился, чувствуя, как ржавым зазубренным клинком проезжается по его чутким ушам этот разговор. Разговор кипел вечно, никогда не останавливался, и выдернуть из него что-либо полезное обычно трудно, очень трудно… Все равно что грядку, годами зараставшую, выпалывать. Вольга даже пожалел, что не взял с собой Кощея, который был любопытен, как кошка — и так же проницателен. Однако он был еще неопытен, как самый юный ученик чародея, и его кумушки правда… заклюют. К такому нужно было приходить подготовленным.
Он подошел под дуб, запрокинул голову, пронзительно свистнул, желая привлечь их внимание, хотя это было бессмысленно, глупый ритуал. Вольга всегда был наглым и решительным — и ему казалось, что кумушкам это даже нравится, поскольку они могли потом сколько угодно перемывать ему косточки. Целыми днями. О, они были на это способны.
— Эй, кумушки дорогие, здравы будете! — крикнул Вольга, усмехнувшись.
Они зашуршали, стали перепархивать на мощные нижние ветви — такие же огромные, как все остальные деревья в лесу. Они выглядели как большие птицы, тяжелые, с поблескивающим оперением. Вместо обычных птичьих голов только у них были человеческие — лица прекрасных дев, пышные распущенные волосы разных расцветок, дивные украшения, каменья, золото…
У них были красивые молодые лица, но вот глаза — страшные, старушечьи. Очи мрачные, как провалы во тьму.
— А-а, милое смертное дитя, — зашумели голоса на разные лады. Вольге показалось, что на него обрушилось грохочущее море, и ему приходилось сосредотачиваться так, что чуть голова не заболела. — Мы узнаем тебя, Вольга Святославич, Вольга Змеевич, Змеев сын…
О, они не упустят возможность уколоть его и напомнить, что он за выродок. Вольга устало рассмеялся; будь у него другие источники, он ни за что не пошел бы к кумушкам.
— Да уж, славная встреча, — прервал он. Попытался хотя бы. — Я ищу кое-что, о чем вы можете знать. Слышали наверняка про вашу дальнюю родственницу, Жар-Птицу, да только она попалась на какие-то дешевые уловки и таится в клетке… Вот только правда ли это? Смогли люди поймать великий дух огня?..
Он болтать был горазд, когда нужно было, но все же переговорить кумушек у Вольги не получилось: они ни на мгновение не прекратили обсуждение, правда, ему удалось подкинуть им нечто новенькое. Они вспомнили Жар-Птицу — хотя слова о родстве были большим преувеличением. С тем же успехом сам Вольга мог считаться родичем огненного духа — от того, что поговаривали, будто предки его змеиные когда-то могли пыхать пламенем.
— Слышали мы, знаем, конечно, дошло до нас, — захлебывались голоса кумушек. — Да только за слова платят словами, дитя, и ты…
— Я служу человеку, которому силу даровал Черный Бог, — рявкнул Вольга, — и нам нужна Жар-Птица. Как вам такая история?
Они согласно загомонили, но Вольга не сказал больше ни слова, решив, что и этого хватит с лихвой — как же, знаменитый Вольга кому-то служит, да еще ввязался в грязные игры богов, полные крови и страха. И для чего-то ему понадобилась чистая сила, птица огненная.
Не стоило говорить кумушкам о долге, о их неприятном положении, о том, что по законам чести Вольга при всем желании не может сбежать в ближайший лес, бросив Кощея с его безумными затеями — Кощея, которому не повезло попасться князю Велимиру, царствующему в Киеве… Поймать Жар-Птицу! Велимир всего-то хотел поразвлечься с безумной затеей, прежде чем казнить их.
— Жар-Птица вечная, яркая… — шуршали голоса. Они купались в них, а у Вольги мутилась голова.
— Я знаю, что она такое! Как ее ловить?! — настаивал он.
— Сама страсть, обжигающая, первый из огней, — с хохотом отвечали кумушки, — да, она любит места, где много огня, счастья, вина… О да, мы знаем, как князь Туровский ее поймал, о, это было больно, это было подло. Он поймал ее, как ловят диких зверей, на корыто с пшеном, замешанным на вине, — с хихиканьем рассказали кумушки.
Вольга позволил им болтать дальше, описывая затею коварного князя снова и снова, довольно выдохнул. Он знал, что Птица и правда в Турове, и о том, как ее подманить. Никто, кроме кумушек, не рассказал бы ему о том, что происходило в соседнем княжестве так, словно они сами это видели, своими глазами. Но это было не так. Кумушки никогда не покидали своего дуба, вести приносил им свободный ветер… или такие путники, как Вольга, пришедшие обменять одну историю на другую.
— Мы знаем про этого мальчишку, знаем хорошо, — вдруг вмешался чей-то голос, повел остальных за собой, словно певцов — кумушки стали поддакивать, беспокойно размахивая крыльями. — Черный Бог его вытащил с того света, да только обрек на худшее, да-да, худшее! Он поставит его перед Китежем, и никто не знает, кто падет первым…
— Даже вы не ведаете будущего! — рявкнул Вольга, вдруг обозлившись. Сам себе напомнил сердитого пса, огрызающегося на сидящих наверху птиц. — Никто не ведает! Вот не принесем Велимиру Птицу — головы нам отрубят, никакого Китеж-града не увидим, да и пойдут прахом все эти божественные затеи!
Они отозвались дружным хохотом, словно Вольга чего-то важного не знал. Он не стал ничего возражать. Слухами, конечно, земля полнится. Но иногда это всего лишь слова, бессмысленные, сухие, как рассыпчатый песок. Они ничего не стоят для тех, кто упрямо пытается выжить.
Вольга не прощался — иногда проще убраться подобру-поздорову, пока тебя не видят. Он даже порадовался, что они заняты новым обсуждением, рассказывая про Кощея, про темную магию, про Китеж-град… Вольга потряс головой.
Им бы до этого дожить, а что до болтовни… пускай говорят, ему не жалко.
========== 18. колодец ==========
— Лада, там в колодце кто-то есть! — крикнул братишка, подбежав к ней и дернув за юбку. Лада обреченно вздохнула и покачала головой; она штопала рубаху и не хотела отвлекаться.
— Лада, ну Лада! — канючил Добрыня, увиваясь рядом и будто нарочно отвлекая. — Пойдем вместе посмотрим, а то мне одному страшно! Ну идем же!..
Она шикнула сердито, цокнула. Хотела кулаком пригрозить, да руки были заняты, вот Ладе и приходилось на него хмуриться. Но такого малец не понимал.
— Лягушки там, наверное, живут, — сказала Лада то, что думала, — и нечего разглядывать, а то еще свалишься!
— Нет, там что-то другое, я слышал! — заупрямился брат, не по-детски насупившись. Обиженно — что ему не верили и считали за неразумного ребенка. — Оно ухает и бьется как будто. А помнишь, бабка Ведамира рассказывала, что там ведьму когда-то топили?
— Глупости все это, никаких ведьм тут быть не может, у нас церковь — видел, какая высокая? И купола золоченые, — отрезала Лада значительно. — Не может быть тут никакой нечисти, байки это. А ты дурак, если в них веришь.
Добрыня все не унимался и сильно надоедал ей этим мельтешением, поэтому Лада, тяжело вздохнув, отложила ненадолго работу, подошла к углу, выхватила метлу и протянула ее брату:
— На вот, лучше помоги мне подмести, — попросила Лада, решив его силы куда-нибудь в мирное русло направить. Обычно брат работы не чурался, вот и сейчас схватился за метлу, которая была чуть выше его ростом, и стал усердно елозить ей по полу, выметая сор.
— А все-таки ты, Лада, глупая баба, — пробурчал он себе под нос. — Ничего не понимаешь.