Но вот мужики, таясь от склочных жен, сказывали, что тут и впрямь водится чудесное, неизведенное… Богумилу, мальчишке еще, всегда говорили, что каждому мужчине стоит это увидеть.
И вот он видел. Увидел знакомую речушку, через которую перебирался много раз, а сейчас, зачарованный удивительной девушкой, вдруг забыл о ней. Тут сладкая догадка пришла на ум: эта девушка, верно, речной дух, вон она как увивается у воды, ничуть не поскальзываясь на мокрых камнях. Легкое платье льнуло к ногам — тонким, точеным, белым… Завороженный то ли хитрым колдовством, то ли попросту — девичьей красой, Богумил послушно следовал за ней, подходя все ближе к воде.
— Скажи, добрый молодец, а нет ли у тебя гребня — расчесаться? — нежно спросила девушка. По плечам рассыпались черные кудри, в которые так и хотелось запустить руку, почувствовать их гладкий дивный шелк.
Он замялся, замешкался. Откуда же у него гребень — на охоте? При себе у Богумила были только лук да колчан со стрелами, ну, еще и нож охотничий, отцовский, однако разочаровывать эту прекрасную девушку не хотелось…
Она разочарованно вздохнула, поняв все без слов.
— Если желаешь, я могу сбегать тебе за гребнем, — быстро сказал Богумил, чувствуя себя в силах сделать что угодно, лишь бы ей пригодиться.
Девушка лишь улыбнулась и погрозила ему пальчиком:
— И ты оставишь меня одну?
Смутившись, Богумил замолчал. Он всегда был охотник, с детства ходил с отцом на промысел; он совсем не умел говорить с девушками и лишь предполагал, что однажды у него, как и у всех, появится жена… Будто бы из ниоткуда. Но не может же быть так, чтобы ей стала эта несказанная красавица? На мгновение Богумил позволил себе помечтать, как он выходит из леса с девушкой, как все ахают и поражаются и какой умелой хозяйкой она оказывается — как иначе, ведь она будто вышла из сна…
Пока он думал, Богумил вдруг заметил, что девушка отступила немного назад и начала раздеваться. Он хотел вскрикнуть, остановить ее, но язык словно замерз. Ни одна девушка в их маленьком городке-крепости не повела бы себя так с незнакомцем — ведь она даже не спросила его имени! И он ее не знал. Даже у лесных духов должны быть имена — и вот, когда она предстала перед ним обнаженной, Богумил отважился…
— Красивая я? — словно не слыша его вопроса, улыбнулась девушка. — Нравлюсь тебе, добрый молодец?..
— Да, я…
Она закружилась в дивном танце.
И тогда-то сердце у Богумила застыло от ужаса. Потому что у девушки не было спины, потому что была она мертвячка. Словно с нее кожу содрали, как он сдирал шкурки с добытой дичи; все желтоватые старые ребра — наружу, наперечет, красное мясо с прожилками видно. Позвонки торчат жутким гребнем. Снятое все, оторванное… Вот только крови не было — все такое сухое, будто она давным-давно умерла…
Все это промелькнуло перед ним на кошмарное мгновение, а потом девушка обернулась к нему — и лицо ее хищно исказилось, за улыбкой оказались клыки, а пальчики заканчивались тесаками когтей. Чудом Богумил отпрыгнул в сторону, спасаясь от гибельного удара. Мертвячка разочарованно взвыла, не почуяв свежей крови, но Богумил уже развернулся и побежал так, как никогда не бегал.
Сердце вырывалось из груди, а ноги подламывались, болели, но Богумил все несся, не разбирая дороги, и только чудом он не залетел еще глубже в жуткую чащу, а выплутал к городу, к воротам. Ошалелый, почти обезумевший, он промчался к ним, а в спину ему будто бы все еще несся визгливый хохот мертвячки, в который превратился медовый девичий голосок… Богумилу хотелось кричать, громко и отчаянно.
У ворот с ним встретился отец Сергий. Он часто ходил в лес, травки собирал — лечить больную спину. Вот и сейчас брел с корзинкой, а как Богумила увидел, остановился, с интересом ему в лицо заглянул… И наверняка рассмотрел в его глазах поселившийся там ужас. Руки у Богумила тряслись, голос отказывал. Он едва стоял на ногах, готовый рухнуть в дорожную пыль, но священник поддержал его под локоть.
— А-а, мавку увидал? — проскрипел он, тихо засмеявшись. — Увидал, да? Утопленницу нашу. Голодает она там, в лесу, дичает. Ничему-то вас жизнь не учит…
— Почему… почему она такая? — спросил Богумил.
— Бросилась в речку от несчастной любви, — поцокал языком отец Сергий. — Сто лет уж как. Мне про нее учитель мой сказывал.
— И что же вы… не говорите никому? — потерянно пробормотал Богумил. Понемногу ужас отпускал его.
— Да разве ж мне поверят? Говорят, поп чудит, все сказки выдумывает! А она если кому и показывается, то юношам… — Священник улыбнулся напоследок и побрел к церквушке, маленький и согбенный.
Богумил стоял, смотрел ему вслед и думал, что к проклятой речке он больше никогда не пойдет — ну, разве что когда станет таким же старым, как отец Сергий, что чары на него не подействуют.
========== 26. изба ==========
— Мне это не нравится, — сразу сказал Кощей. — Не стану я там ночевать.
Вольга оскалился и заворчал, однако постарался утихомирить внутреннего зверя. Что-то в этом доме тревожило и его, но найти пристанище в древней ветхой избушке посреди леса было куда лучше, чем ютится без крыши над головой — тем более, день был смурной, небо на закате заволокло грозными тучами. Чародейскому чутью друга Вольга доверял, однако ему иногда хотелось простого человеческого не вымокнуть до нитки.
— Остаемся, — решил он. — Хочешь — будем по очереди стеречь, чтобы ничего дурного не вылезло.
Скривившись, Кощей согласился. Он не любил, когда выходило не так, как он хочет, но Вольга слишком устал за время сегодняшнего пути. Им нужно было пересечь лес как можно скорее, оказавшись в соседнем княжестве — разумеется, потому что им на пятки наступали дружинники…
В избе было холодно, как-то мерзло — дохнуло прямо в лицо. Вольга даже поежился, почти готовый согласиться с мрачно застывшим позади Кощеем. Тот спокойно позволил Вольге первому пошарахаться по углам, чтобы убедиться, что они не нарвутся на какое-нибудь подлое проклятие, но там оказалась только седая, пыльная паутина, которая неприятно липла к рукам.
— Я могу первым посторожить, — вызвался Кощей, когда Вольга с ликующей ухмылкой повернулся к нему. — Я почти не устал.
Вольга ухмыляется: как же, не устал он. Наверно, потому что Вольга на своей спине их сумки тащил последние полдня, когда пришлось оставить выбившихся из сил лошадей, а сменить их было негде. Вольга смог бы обернуться волком и утащить на себе тощего Кощея, однако пожитки, среди которых было и украденное княжеское золото, совсем не хотелось бросать.
Впрочем, спорить с ним Вольга не стал и радостно улегся первым, благословив Кощея на ночное дежурство. Сны пришли к нему быстро, в них мелькали какие-то яркие вспышки, Вольга видел погосты и мертвецов, тянущих к нему руки, и сквозь дрему огрызался, рычал по-волчьи, но никак не мог пробудиться. Неожиданно на плечо опустилась рука — холодная, вымораживающая, ледяная! Вольга вскочил, едва не закричал, но увидал точно напротив Кощея.
Тот ничего не сказал, прижав палец к губам, только кивнул наружу. Поднимаясь, стараясь не скрипеть старыми половицами, Вольга понял, что совсем продрог, пока спал, ничем не укрывшись. Да и бабье лето стояло, ночи должны быть не такие холодные… Он чуял что-то, в носу чесалось — это не к добру…
Снаружи всю поляну перед избушкой заливал лунный свет — и Вольга сразу заметил темную фигуру, бродившую между деревьев. Она двигалась, покачиваясь, как будто плыла над землей. Удалось рассмотреть то, что это была женщина — и немолодая. Глаза на бледном лице пылали болотной зеленью — и Вольге совсем не понравился взгляд, которым она его обожгла. Ведьма — да еще и мертвая. И они в ее доме.
Кощей по-прежнему скорбно молчал, но его кислое лицо предвещало еще много разговоров о том, что он, видите ли, Вольгу предупреждал. Но они так устали, сбегая от князя, а избушка выглядела до того искусительно… Вольга стиснул зубы, покосился на ведьму. Бежать в лес? Понадеяться, что она сгинет сама собой, и пойти спать дальше?