Раньше, до того, как всё неожиданно изменилось, отец работал только в столичных институтах. Однажды, я побывал на Земле — он вдруг решил показать мне прародину человечества. Мать не поехала, заявив, что женщине не место на радиоактивной помойке.
А мне Земля пришлась по душе.
Тишина. Ветер, гоняющий пыльные облака. Избавившаяся от гнёта человека природа, постепенно сжирающая уродливые циклопические конструкции. Потёки ржавчины на растрескавшемся бетоне. Контрастирующая с окружением сияющая белизна Станции Гипермаяка. Шорохи океана.
И главное, одиночество. Уже тогда я устал от людей.
Насколько я их ненавижу теперь…
Ляля бьёт меня кулаком в подбородок. Топает ногой, матерится и дует на руку.
Бурундук отвешивает ей оплеуху.
— Хочешь, чтоб он опять отключился? «Квайфа» уже нет! — и лупит девчонку пустой пластиковой бутылкой. — Надо — так! — от удара в живот я сгибаюсь пополам. — Ладно… Хочу тебе кое-что показать!
Он подходит к валяющемуся поодаль велосипеду. Нагибается, одной рукой легко подхватывает сверхлёгкий гоночный байк.
— Красавец, правда? Думаю, лучший на МОЕЙ планете.
Поднимает велик над головой и с силой бьёт о бетон. Потом ещё и ещё. Раздаётся треск, во все стороны летят детали. Когда в руке остаётся лишь жалкий обломок фуллеритовой рамы, он прекращает и говорит:
— Сам знаешь, мы тебя долго терпели. Но любому терпению приходит конец.
Бурундук идёт обратно. Вразвалку, своей коронной царской походкой. Осматривает обломок, перехватывает его, словно дубину, подносит к моей щеке, примеряясь.
— Ах, а что скажет папа? «Кирилл, что с тобой? Кто это сделал?» И какой правильный ответ?
Выдавливаю:
— Упал… — на губах лопаются кровавые пузыри.
— Верно! — Бурундук радостно улыбается и отбрасывает обломок. — Но ведь ты у нас — хакер. Сам знаешь, чтобы команда прошла, нужно нажать клавишу «ввод»! — и я получаю новый удар в живот.
Потом он хватает меня за длинную чёлку.
— Шортики, бабская причёска! Ты что — педик? — он вытаскивает из кармана выкидуху. — Ничего. Подстрижём, исправим.
И почему-то, прячет её обратно в карман.
— Смотри-ка! Прибыла команда спасения!
За моей спиной скрипят тормоза.
— Отпустил! Быстро! — узнаю голос Облака.
— А иначе что?
— А иначе вот что!
Я не вижу происходящее позади, но лицо Бурундука вытягивается. Он поднимает руки вверх, будто сдаётся, и орёт в ответ:
— Угомонись, малышка! Твоя взяла.
И, обращаясь к подручным, бурчит:
— Отпустите!
А сам хватает меня за грудки.
Запястья отпускают. Я еле стою на ногах. Не поддержи он меня — свалился бы на бетон.
Вдруг моё тело теряет вес, как после попадания из воздушной пушки — Бурундук, прикрываясь мной как щитом, бежит на Облако.
— С-сучка!
Сзади хлопает.
Я чувствую, как врезаюсь спиной в девчонку. Мы падаем… Я рефлекторно, чтобы смягчить падение, выставляю левую руку назад. Сверху, всей своей немаленькой массой наваливается Бурундук. Хрустит кость, руку пронзает боль. Затылок ударяется о бетон, и, второй раз за сегодняшний день, я проваливаюсь во тьму…
Не вздохнуть. Я зажат между тушей врага и худеньким тельцем лучшего друга. Косточки впиваются в спину.
Если Добро будет и дальше вербовать подобных бойцов — никогда ему не победить. Ни за что.
Пытаюсь пошевелится, и руку пронзает нестерпимая боль. Кое-как уперевшись ладонью другой в грудь Бурундука, выбираюсь на свободу.
Левая рука, согнутая под странным углом, безвольно свисает.
Бурундук лежит без движения. Во лбу торчат электроды.
Облако смотрит распахнутыми фиолетовыми глазами в весенние небеса. Только зрачки неподвижны. Под головой — багряная лужа, белые волосы намокли и спутались. Тонкие пальцы сжимают тазер. В паре метров валяется серебристый девчоночий велик.
Почему она приехала одна? Где Камень и Стебелёк, где эти трусы?!
Полёт сидит на бетоне, тупо глядя в пространство. Четвёрка других стоит рядом.
Видно, я был без сознания всего пару секунд.
— Кис-кис-кис! — ласково подзывает меня Кисуня.
По раскалённому бетону, усыпанному свернувшимися от жары листьями тополей, как хромая собака, ползу в противоположную сторону. Мир вращается, и я постоянно падаю. Секунды тянуться будто часы. Наконец, получается встать. Бегу, подволакивая ноги. Одна нога цепляется за другую, и я падаю на бетон. Оборачиваюсь.
Расстояние уже приличное, но они и не думают догонять — знают, что мне не уйти. Кисуня складывает руки рупором:
— Кис-кис-кис! Тебе уже не надо домой! Теперь выйдет всё по-другому!
И в этот момент, заупокойной песней по уходящему детству, над степью разносится тоскливое завывание сирен.
Если бы не эти заунывные звуки, мы бы не посмотрели в небо и не заметили звездолёт. Ведь это так и бывает: корабль просто появляется. Ни вспышек, ни грохота. Только что его не было, и вот он уже висит в воздухе на высоте тридцати километров.
Каким образом Гипермаяки мгновенно перемещают корабль на тысячи световых лет и почему звездолёт не разрушается гравитацией планеты — не знает никто.
Если правительству требуется новый гражданский корабль, грузовой или пассажирский, оно обращается к учёным из «Aeon», а те — передают запрос Маякам. И над планетой появляется звездолёт. Откуда берётся материал для строительства — неизвестно, масса планеты не меняется. Почему корабли не изнашиваются — загадка. Ясно только одно: Гипермаяки вышли на новый уровень взаимодействия с энергией и материей.
Военные звездолёты Маяки не создают и перебрасывать по команде людей не желают — их собирают на верфях, и флоты месяцами плывут от звезды к звезде, используя двигатели искривления.
Я вглядываюсь в очертания звездолёта…
Авианосец повстанцев.
Всё из-за исследований отца!
Можно было заранее догадаться — Маяки не позволят создать супероружие, не допустят превосходства одной из сторон. Построенные Союзом, Маяки ему служили недолго, приняв вдруг в расчёт желания всего человечества.
И вот, чёрное пятно корабля висит на фоне апрельского неба, на фоне серебряных облаков.
Кисуня смотрит на меня и начинает что-то говорить, но громовой треск заглушает слова — я вижу беззвучно шевелящиеся губы. Небо над нашими головами рвётся, будто ткань, и из десятков червоточин, возникших на километровой высоте, появляются штурмовики и лёгкие бомбардировщики.