— Кир… Пропустим наш первый рассвет…
«Она сказала не „мой“, а „наш“. Почему?»
Эйприл проснулась настолько напуганной, что трусила даже открыть глаза. Просто лежала, прислушиваясь к писку будильника. Потом решилась взглянуть на Кирилла сквозь узкие щёлочки слегка приподнятых век.
Чтобы не пугать и его, она сделала вид, что всё хорошо. Ещё не хватало лишиться единственного друга! Эйприл потянулась — насколько она понимала, когда просыпаешься, нужно делать именно так, и сказала:
— Привет!
Почему-то, Кир рассердился, вскочил, трясущимися от злости руками натянул одежду и вышел на крышу.
Сразу же стало ужасно тоскливо.
Потом она таскалась за ним, будто хвостик, безуспешно стараясь справится с ужасом и тоской, а мальчишка её отгонял.
«Что с ним случилось? Вчера он, вроде, не против был подружиться! Может, ему тоже что-то приснилось?»
Всё утро ей было не по себе. До сегодняшней ночи, до своего первого сновидения, она не подозревала, что спать — настолько ужасно! В памяти, общей с Маяком, сны описывались скорее, как нечто приятное.
«Видно, со мной приключилось то, что зовётся: „ночной кошмар“. Но почему он такой настоящий? Намного реальней реальности! И почему в нём я была мальчишкой, которого все называли Кирилл? Неужели, это тот самый Кирилл, что сидит сейчас перед ней за столом? Жаль, во сне невозможно увидеть себя самого! Разве что, в зеркале…»
Эйприл тоскливо елозила ложкой — похоже, вилки Маяк не признавал. Вчерашняя смелость исчезла. Мир, в который она пришла, оказался совсем не таким, как казалось… Он не был похож на что-то хорошее! Ну нисколечки!
«Кир, одноклассники… Да и вообще, все эти люди — до чего же они отвратительные! С другой стороны, это лишь глупый сон… Взять хоть девочку Облако…»
Она задумчиво посмотрела на белоснежного котёнка и сказала, обращаясь к нему:
— Всё это какая-то чепуха, разве нет?
Троица шла по одной из четырёх центральных, сходящихся крестом дорожек — чтобы не потеряться в полумраке. Эти дорожки были сделаны из бетона и не менялись — остальные же, пропадали и исчезали, в зависимости от текущей конфигурации Станции.
Котёнок, то важно вышагивал между мальчишкой и девочкой, то забегал вперёд. Похоже, он считал себя главным.
Небо светлело, и дуга южной арки напоминала вырезанную из чёрного картона декорацию. Кириллу опять стало чудиться, что он не живёт.
— Скорей! — Эйприл, схватив его руку, поволокла нового друга к одной из опор, и наваждение исчезло.
Она кричала, махала руками, танцевала и скакала по арке, как полоумная. Котёнок бегал за ней.
Кириллу было неуютно, он ощущал себя невольным участником гротескного представления. Бесконечная череда перепадов настроения Эйприл и переходы от чуждых девчонкам философских проповедей до стихийной детской непосредственности его раздражали. Будто бросился в пропасть, не уточнив, есть ли за спиной парашют.
Наконец, из-за гор показалось солнце и воздух зазвенел от истошного вопля. Кир вздрогнул.
«Может, Маяк её создал бракованной?»
— Вау! Он прекрасен! — Эйприл угомонилась, присела рядом с ним, болтая ногами над пропастью. — Тебе что, не понравилось?
— Понравилось, — буркнул мальчишка.
— Незаметно!
— А что я, по-твоему, должен был делать?
— Радоваться, что же ещё!
— Я радовался. Бегать и орать для этого не обязательно.
— Если эмоции не проявлять — они исчезнут! Навсегда!
— Ты можешь просто посидеть?
Надувшись, девочка уселась в сторонке…
Лучи рассеивали тьму. Розовел белый пластик.
У Кирилла из головы не выходил идиотский сон.
«Что ещё за изнанка мира? Что за Тьма?»
Эйприл смотрела, как одна за другой угасают утренние звёзды-старухи, как брызги рассвета окрашивают облака.
Текли минуты…
Сначала всё было окутано жемчужно-розовой дымкой, которая стремительно преобразилась в пурпур. А потом… Чистая, светящаяся голубизна и растрёпанные янтарные нити облаков. Будто по небесам пролетела волшебная птица, растеряв золотистые перья.
«Как жаль, что солнце встаёт не из океана!»
Свет весело бил в глаза, но тайна, окутанная морозной дымкой, от которой по коже бежал холодок не давала Эйприл покоя.
«Во сне, что это была за Тьма? Что за изнанка мира?»
Мысль ещё не угасла, а в голове уже появился ответ.
— Ну что, насмотрелась?
Эйприл вздрогнула — Кир прервал её мысленный диалог с Маяком, и тихо сказала:
— Да. Пойдём.
Её переполняли слова, образы, ощущения. От полученных знаний кругом шла голова. И всё-таки, пробелов было значительно больше.
— Что будешь делать сегодня?
— Не знаю… А что ты обычно делаешь?
— Да ничего! Жду, когда меня заберут!
Эйприл потупилась.
— Кир… Не жди…
По мальчишечьей коже пробежали мурашки. Он еле выдавил:
— Почему?
Девочка отвернулась.
— Просто, не жди…
Пока Кир плёлся по надоевшей лесенке, Эйприл лёгким пёрышком взлетела наверх.
Как обычно, посуда была уже чистая.
Эйприл увидела не застеленную постель, вспомнила ночные кошмары, и к ней вновь вернулось отвратное настроение.
Когда Кир вошёл, она не сдержалась:
— Не хочу тут сидеть! Вообще не хочу быть на Станции! Возьмём воды и консервов, да свалим в степь — на весь день…
— Хочешь сбежать от родителей? Ведь Маяк тебе вроде отца!
Эйприл шутку не поддержала.
— Не неси чепуху!
На выходе со Станции дорогу им преградил шлагбаум.
— Знаешь, почему он так странно окрашен? — Эйприл погладила жёлто-чёрные полосы.
— Такая раскраска привлекает внимание.
Она усмехнулась:
— Это ясно и так! Но почему? Есть цвета и поярче! В оранжевый можно покрасить!
Кир задумался. Девочка терпеливо ждала.
— Не знаю, — сдался Кирилл.
— Ягуар.
Кир дёрнулся так, что рюкзак упал на бетон.
— Что?
Девчонка прищурилась.
«Чего это он так боится? Неужто ночью я заглянула в его прошлое?»
— Ягуар. Наши предки были для него излюбленным деликатесом. А это — раскраска шкуры.