Тень — это он сам.
Сколько ни убегай от себя, от правды не спрятаться. Если не примешь собственный страх и агрессию, пострадает другой.
Белёсые нити скользили по руке — выискивая поры, ощупывая. Было неприятно и немного щекотно, но Кир не сопротивлялся… Один за другим отростки входили под кожу и двигались дальше — быстрей и быстрей. Они утолщались — и вдруг, с оглушающим рёвом, из тщедушного тельца вырвалось нечто столь чужое, что обыденное сознание было не в состоянии его воспринять. Кир только заметил мелькнувшие пасти, щупальца, когти — и тварь исчезла.
В нём, внутри.
В нос ударили запахи плесени, тины, мокрой земли и гнилья.
Кир понимал, что это — всего лишь фантазии. Тень не имеет ни цвета, ни формы, ни запаха. Теперь, когда она стала частью его самого, её уже не обнаружить.
Тень теперь — это он сам.
Получивший свободу котёнок потянулся и благодарно мяукнул. Из странного Облака, он стал обычным Котёнком — из тех, что любят носиться за бантиками, не помышляя ни во что превращаться.
Глава 39. Пустота
«6:00»
В светлеющем небе одиноко сияла Утренняя Звезда.
Венера. Она возвратилась домой.
Другой не спасает от одиночества, наоборот — лишь его подчёркивает. И всё же, он нужен — этот другой.
Снежинки танцевали во влажном воздухе. Опускались на щёки и умирали, превращаясь в капли.
Кир сел на холодный бетон. Поёжился, стараясь получше укутать спрятанный под рубашкой белый комочек. Вставил наушники — они не держались, и Кир старался не шевелить головой. Отдал мысленный приказ: «включить»…
В её музыке не было тьмы, смерти и шелеста черных крыльев. Только свет, только новая жизнь. И самое странное: Кир понимал, что в другом времени, а может быть даже не в этой реальности, эту мелодию он уже слышал.
Музыка Эйприл была столь же запредельной и ускользающей, как и её стихи: вдали грохотал прибой, ветер свистел в антеннах и хохотала девчонка… В звуках этого смеха, звенящего вешним ручьём, Кир услышал историю…
Кир зябко поёжился. Всё виделось ложью: пожухлая трава, треснувшие дорожки, ржавые фермы, и даже — он сам. Истиной была только музыка, только Эйприл.
Девчонка, которая так мечтала стать настоящей.
Подняться бы ветром к свинцовому небу, покружить над безжизненной степью, над чёрным океаном и ржавыми скелетами антенн! Из последних сил разбежаться, и, врезавшись в серую глыбу Преобразователя, рассыпаться тысячей звонких осколков!
Но это уже не в его власти. Выбор был сделан.
Маяк начал запуск корректировочных процедур.
Нужно было привести в порядок «пространство». Пусть апрель снова станет похож на апрель!
Персонажам требовались изменения «памяти», «личности», «внешности». Условно говоря, разумеется — ведь «видели» они только то, что им разрешалось, и «думали» так, как им было позволено. Стонали от придуманной боли и мук мнимого выбора.
Возможно, кому-то — тому, кто наивно считает себя свободным и настоящим, всё это показалось бы скучным.
Возможно. Но, не Кириллу, не Эйприл, и не Маяку.
Прелюдия
«Но воздастся нам всем по вере,
И вопрос будет задан вслед:
Ты виновен в своих потерях? —
И придётся давать ответ…»
Елена Rain
«Мама, нас обманули:
На небе лишь только звёзды»
Дельфин
В степи дышится легче. Огненный ад позади.
Не лучшее воскресенье…
Выбраться из города было непросто: проспекты, казавшиеся раньше просторными, сжимали в тиски. Война виделась неизбежной, и город строили с этим расчётом — так, чтобы, когда сложатся здания, остались проходы для техники.
Но всё хорошо на бумаге. Когда первые этажи, в которых были расположены магазины, дышат огнём, а ты мечешься среди пылающего асфальта и оплавленных фонарей, когда сверху капают капли металла и сыплются осколки лопнувших стёкол, когда едкий дым застилает глаза, на чьи-то радужные теории тебе наплевать.
Сколько к войне ни готовься, она ужаснёт и размажет. В мирное время не выйдет представить войну. Она, как инсульт: вчера ты носился с внуками по лужайке, размышляя о том, сколь восхитительной может быть жизнь, а сегодня — лежишь на полу, лицом в омерзительной луже, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой…
Мы выбираемся на автостраду. Самое страшное позади. Мы не сгорели, не провалились в разлом, на нас не обрушилось здание. Скоро начнётся лес, а после — поднимемся в горы, где воздух станет совершенно прозрачным. Жаль, только на первый взгляд. В действительности, в нём полно радиоактивной пыли.
Снимаю с лица сделанную из рукава повязку — мокрую, с чёрным пятном сажи по центру. Отбрасываю в сторону. Облако снимает свою, мнёт в руках, а потом говорит:
— Кирилл, а из чего мы сделаем новую?
— Зачем? Дыма тут нет.
— А радиация? Пыль.
— С маской или без — смертельная доза. Но, если без — проще дышать, быстрее дойдём.
— Но ведь киберврачу, о котором ты говорил, будет проще нас вылечить, если в организм попадёт меньше активных частиц!
— Нет! — вру я девчонке. — Ему всё равно. Выбрасывай маску.
Облако закусывает губу, но подчиняется.
Она меня отчего-то побаивается — давно, с первого дня в Проекте.
Почему? Видит нечто ужасное? Скрытую от меня самого изнанку души?
Целая колонна автобусов. Одни на дороге, другие в кювете. Стёкла разбиты, из окон свисают тела.
Дети. У нас ведь курорт. В каком-нибудь лагере закончилась смена.
Шагаем мимо. Пытаемся не смотреть, но ничего не выходит.
Детские руки с чёрной полоской земли под ногтями и парящими над ней облачками, от нехватки в пище белка. Бурые дорожки свернувшейся крови.
Да, эти люди видели искры поярче моих, в момент, когда мезоны крушили их мозг и сетчатку. Скорее всего, сразу сошли с ума и ослепли.
Облако садится на корточки, обхватывает руками голову.
— Кирилл… Подожди… Сейчас…
В городе мы видели всякое, но там не было времени думать. Мы были как два биоробота, нацеленных только на выживание. В голове — лишь звенящая пустота.