Не хуже сифона агрегат получается. И всегда под рукой.
Хотя не так элементарно, как у сифона: нажимай да пей. Сноровка нужна. Поначалу у Мошкина выходило "обливай, кого попало". Доведенная до взрывоопасного состояния "содовая" била в брюки, в декольте дамам, техруку Шухову в глаз. С головы до пят мокрый Мошкин - благо на улице плюс тридцать и в кафе не меньше - упрямо продолжал укрощать струю, он должен был напоить товарищей модным напитком собственного исполнения.
Наконец, набил руку на оптимальное взбалтывание, четкое управление клапаном и струей, которая стала бить точно в центр фужера, а не в физиономии соседей.
Отмечая обретение полезного рукомесла, Мошкин, на радость компании, заказал от себя лично бутылку "Пшеничной".
Не подумайте - ракетчики все внимание сосредоточили на водке с содовой. Они танцевали, наперебой вспоминали рыбалки, которые в этой местности были не описать пером!
Черную икру здесь измеряли литрами, ели ложками, покупали за спирт тазами. В своей жизни Мошкин всего один раз употреблял данный деликатес. В бутербродном исполнении. Тот по плотности расположения икринок походил на доминошный "камень" два-два. Посему наш герой не мог уразуметь фантастику, как в наше время можно икру есть ложками из тазов. Купчина-золотопромышленник мог наворачивать ее так в прошлом веке. Или какой-нибудь князь...
- Мы раз поехали на рыбалку на моторке, - еще больше ошарашил Шухов, причалили к берегу, бутылку достали. Перед рыбалкой перекусить не грех. Вдруг видим: на другом берегу мужик из штанов выпрыгивает в нашу сторону. Кричать через реку - не докричишься. Он семафорит что-то руками-ногами. Стали приглядываться. Дурдом какой-то. То ли от рожденья клоун, то ли жизнью пришибленный. Лет сорок мужику, он оскалился, уши двумя руками оттопырил и теребит. "Надрать нам, что ли, грозится?" - гадаем на его ужимки. Потом язык начал показывать. Вывалил его до основания, как собака загнанная, и машет головой. Мы даже в бинокль посмотрели на эту канитель. "Не в себе человек, думаем. - Явно мозги набекрень". Он язык убрал, начал по горлу себя колотить ладонью со зверской физиономией. "Че это, - говорим, - он нас пьяницами обзывает? Всего-то две бутылки на пятерых выпили". И только когда он два сазана, килограммов на пять каждый, притащил к воде и замахал рыбинами в нашу сторону, Большаков все понял: "Не обзывается вовсе. Показывает, сердешный, что горло пересохло, уши опухли, так выпить хочется".
Оказывается, дружки-приятели утром оставили мужика за сторожа, сами уплыли на лодке за опохмелкой и пропали. А он один-одинешенек на острове без плавсредств. И голова раскалывается. За бутылку спирта тазик икры набузовал. "Ой, спасибо, мужики, - забегал вокруг нас, - не дали умереть". И что вы думаете, сделали мы с икрой? Если и съели, то процентов десять. Остальные девяносто в воду на обратной дороге...
- Как! - чуть не упал со стула Мошкин. - Протухла?!
- Зачем. От греха подальше. Попадись рыбнадзору - он за икру все бы конфисковал: снасти, ружья, моторку - да еще в КБ телегу накатал.
- Надо было слопать! - не мог прийти в себя от такого расточительства Мошкин.
- Не дай Бог, икрой объесться!
- Я бы съел!
- Завтра предоставим такую возможность.
- Не может быть?
- А то.
...Мошкин, дело молодое, перед сном обычно предавался эротическим фантазиям. После кафе мечты носили более дефицитный характер. Засыпал в сладком предвкушении поглощения икры ложками.
И первое, что пришло утром в голову под звон будильника, - мысль о предстоящей царской закуске. Только после этого вспомнил про задание купить хлеба на всю компанию.
- Чтобы икру заедать, - говорил Шухов.
- Лично я не буду вкус хлебом портить? - сказал Мошкин.
Голова у него, несмотря на выкушанные накануне объемы водки с содовой, не болела. Владимир Петрович пока находился во младенческой стадии потребления алкоголя, когда нет похмельной отдачи. Наивный организм еще пребывал в надежде на благоразумие хозяина, не махнул на него рукой и тщательно перерабатывал сивушные масла. Голова не трещала, как у мужика-робинзона с икрой и сазанами. Хотя послересторанная легкость и некоторая заторможенность имели место.
Мошкин сунул руку под подушку и обомлел. Схватил брюки со стула и заскрипел зубами.
"Свистнули!" - панически вспыхнуло в голове.
И тут же погасло.
Голова с облегчением вспомнила, что кошелек был предусмотрительно спрятан вечером в чемодан и сдан под надзор в камеру хранения.
От сердца паника отлегла.
Чтобы через 15 минут налечь пуще прежнего.
Мошкин до последних носков перерыл чемодан. Кошелек отсутствовал.
А в нем, ни больше, ни меньше, 164 рубля командировочных - сумма, соизмеримая с месячным заработком, и билет на обратную дорогу. Экономический удар, равнозначный катастрофе. И впереди месяц командировки. Мошкин побежал к администратору, та позвонила в милицию.
Милиционер был дюжий, ражий, с полковничьей статью, но капитан.
Цепким взглядом окинул место преступления и начал расследование кражи.
- Сколько пропало денег? - спросил с полковничьей строгостью.
Мошкин назвал размеры финансовой трагедии.
- Спиртные напитки употребляли накануне?
- Три рюмки, - изрядно покривил душой потерпевший.
- Какой алкоголь принимали? - продолжал опрос капитан.
- Водку с содовой?
- Это что за отрава?
Мошкин рассказал рецепт. Милиционер хмыкнул.
- Кого подозреваете в содеянном?
Мошкин никого в нем не подозревал, хотя вспомнил, что вечером, когда упаковывал кошельком чемодан, в номере присутствовал один жилец. Будучи простым инженером, Мошкин попал в номер массового поселения, где стояло 6 кроватей. Сожители незнакомые, посему Мошкин и прибегал к услугам камеры хранения. Но, изрядно нагазированный водкой с содовой, упрятав кошелек в чемодан, сразу не закрыл и не сдал его под охрану. Ходил умываться, заглядывал в номер к Шухову. У подозреваемого было время на совершение грабежа.