Галка продрогла не меньше соседа. Ниточки сухой не найти. Мозги и те застыли в лед. Посему тоже наплевала на условности, тут же у дивана сорвала с себя мокрые тряпки, верхние и нижние. Однако Борыска грудью встал между обнаженной супругой и одеялом, под которым клацал зубами Францев.
— Ты что? — округлил ревностью глаза. — Очумела?! Куда прешься, там же Иван голяком?!
Галка, как и не слышит. Голая до последней складочки настырно лезет к чужому мужчине в постель.
— Оденься! — требует муж. — У тебя, что — крыша поехала?
Замерзающий горячему не товарищ. До Борыски не доходит, что у жены из всех половых желаний одно осталось — согреться. Больше ничего от соседа и любого другого мужика не нужно ни за какие коврижки и ананасы.
Недогадливый муж теснит ее в коридор на холод, но Галка буром лезет под одеяло к соседу.
Еле вытолкал из кухни. Дал старое, в краске измазанное трико, которое с треском едва налезло на крутые, гусиной кожей крытые бедра. Лишь после этого разрешил запрыгнуть под бочок к обнаженному соседу.
Сам рядом сел. Для пресечения порнографии. Попутно дрова в печку подкладывает. Они минут через пять закончились.
К тому времени Галка немного согрелась. Зуб на зуб стал попадать. И тут началось… Не подумайте, греховные желания зароились в голове. Как раз ничего общего с этим не имеющие. Желудок расстроился. Трудно сказать, по какой причине. Или переохлаждение тому виной? Или испуг дал себя знать? Или самогонка плохо легла? Медвежья болезнь открылась. Расстроился желудок, никакой моченьки нет. Как ни хочется на холод, а надо бежать.
Когда Борыска полетел за дровами, Галка, отчаявшись перетерпеть схватки, выскочила из-под одеяла, схватила фуфайку, прыгнула в старые туфли, что с лета валялись в углу, и помчалась за сарай. Туалет на зиму заколачивали.
Борыска прибегает с дровами, первым делом, конечно, в сторону дивана зырк, нет ли шалостей между утопленниками?
Уже рот раскрыл заорать, что это Галка под одеялом у голого Францева ищет? — как понял: кроме последнего нет никого на диване.
— Где? — выпали дрова из рук.
— Сама не своя вскочила, ни слова не говоря, убежала, — сказал Францев. — Спрашиваю: что? Подозрительно хихикает.
«Крыша поехала!» — ахнул Борыска.
Страшная мысль о сумасшествии клюнула в голову, когда Галка в присутствии живого мужа лезла к Францеву в кровать, тут Борыска утвердился в жутком предположении окончательно.
«За что?» — пронзило болью сердце.
Выскочил на крыльцо.
— Галочка! — закричал в начинающие сумерки. — Любимая!
Заглянул под крыльцо. Испуганно пробежался по участку. Посмотрел на деревья соседнего — не повесилась ли?
— Родная моя! — стенал на всю округу. — Цветочек ненаглядный! Солнышко кареглазое! Счастье единственное! Не уходи!
«Прямо как лебедь, что подругу потерял! — сидела Галка за сараем. — Откуда слова берет? Сериалов мексиканских насмотрелся что ли?»
«Лебедь» метнулся к полынье.
«Может, в воду прыгнула?» — резанула жутка мысль.
— Любовь моя! — простонал в реку. — Как я без тебя?!
— Там у нас туалетной бумаги нет? — спросила Галка из-за сарая…
И теперь часто воскрешает в памяти музыку тех сладких слов, что кричал в вечереющее дачное пространство напуганный муж.
И так светло становится на душе… Так отрадно…
ТРУСИКИ С УШАМИ
С некоторых пор Галка Рыбась увлеклась рыбной ловлей. Раньше ездила с мужем так, за компанию. Уху сварить, на бережку позагорать. Лет пятнадцать потеряла. Когда пристрастилась, обнаружился прирожденный дар на крючок, червячок, подсекания. Мужа на раз глубоко за пояс заткнула по объемам добычи. Перелавливала на голову. Счет опережения шел на килограммы и ведра. И не только мужа обставляла по всем статьям. Весь берег, куда бы ни поехали.
Однажды даже стреляли в нее. В дальнюю деревушку приехали. Галка давай черпать рыбу. Озерко небольшое, а Галка разошлась. И удочкой, и сетью. Местные видят — таких гостей надо отваживать. Полоснули на вечерней зорьке из камыша. В борт надувной лодки заряд пришелся. Вплавь Галка добиралась до берега. Всю снасть утопила.
Борыска однажды от друзей видеокассеты принес про рыбалку. С наглядными советами и показательными рецептами. В глубокой тайне от Галки учебный материал смотрел. Когда та из дома уходила. Другие мужики крутую порнографию украдкой включают, пока супруга в отлучке, Борыска рыбалку. И прятал кассеты в кладовку среди рухляди. Не дай Бог, посмотрит и станет еще лучше ловить!
— Ведьма ты, Галка! — бросал в сердцах. — Мужики так и говорят: у твоей бабы, наверное, хвост есть.
— Потому что у вас на рыбалке одна выпивка в башке! А здесь надо уметь настроиться.
У Галки тоже не всегда одна рыба в голове сидела. Как-то надоумило выгодный бартер совершить в сельской местности. Выжать из поездки максимум пользы. В том, что наловит больше мужа карасей ведра на два, не сомневалась. Надумала также совершить выгодный натуробмен у приозерных аборигенов. По вечной схеме: ты — мне, я — тебе, и все руки от удовольствия потирают. Галка мечтала потирать, получив гуся, а взамен дать…
Рассуждала о рыночной ситуации в деревне следующим образом. В глухомани фруктов в помине нет. Откуда в глубине сибирской лесостепи персикам и абрикосам взяться? Тогда как в Омске на оптовой ярмарке можно по дешевке отовариться. «Менять надо по дороге на озеро, — думала, — не на обратной дороге. Фрукты свежее будут».
Однако деревенские, завидев дары юга, не побежали наперегонки гусей отлавливать.
— Нэма дурных! — сказал дед в соломенной шляпе и калошах на босую ногу, с ширинкой на полторы пуговицы застегнутой. — А на трусики зминяемся. Хай внучечка хрукту зъисть.
— Ты че, дед?! — оторопела Галка. — На кой мне твои подштанники?
— Ни, дочка, цэ вин так кролэй клычэ! — пояснила бабка. — Вин вжэ ж хохол нэрусський!
Отчаявшись заполучить по дешевке гуся, Галка согласилась на «трусики».
— На фиг они тебе сдались? — оторопел Борыска.
— Зажарю, за уши не оторвешь.
— С детства не переношу. Дома этого добра бессчетно было!.. Мать маленького всю дорогу норовила обмануть. Дает кролика, сама говорит: ешь курочку. Я попробую и — нэма делов. Ты, говорю, с крылышком дай.
— Жрать захочешь, будешь трескать. Эти «трусики» надо уметь готовить.
— Ага, трусики-рейтузики с арбузоштамповочного завода.
Кроликов было два. По поводу их масти Борыска пел: «Один черный, другой серый — два веселых труса».
Что не грустные — это уж точно. Разрабатывая план операции с гусем, Галка собиралась привезти его домой в живом качестве. В жару мясо в убойном виде попробуй доставь за три сотни километров. Как уже говорилось раньше — по раскладу рыбалки обмен происходил до путины. Поэтому Галка рассчитывала, пока будет на озере с лодки тягать карасей, гусь самопасом поживет на берегу. Привяжет веревкой за лапу к дереву и пусть клюет травку.
С кроликами такой фокус не проходил. Галка попыталась черного привязать, удрал, еле поймала.
— В лодку возьму, — решила.
— Дед Мазай с трусами, — прокомментировал Борыска.
Или зайцы умнее кроликов, или что? Трое в лодке, считая Галку, ерунда получалось, а не лов. Что черный, что серый не посидят на месте. И возятся, и возятся на дне. Лодка была — одно название. Правильнее окрестить — лодчонка. Двухместная надувная, а по хорошему — только-только одному не дыша сидеть. А если еще неразумная скотина на две возится? Одним словом, за поплавком следить некогда, так как, того и гляди, ушастое мясо за борт свалится. Сменив червя, Галка посудину с наживкой забыла закрыть. Не успело грузило коснуться водоема, как банка была перевернута, земля, присыпавшая наживку, растащена по всему дну. Грязь, визг, черви, никакой эстетики.