Думали о том, как брать власть. Где сегодня те, кто назначил их в гражданскую милицию? Три года гибли за власть народа, за нацию, научились произносить слово «родина». Поняли: только то имеет цену, что сделано своими руками…
Становится все холоднее… Регулировщица что-то говорит… Если бы лучше понимать! «Отечество пролетариата», а языку так и не научился. Приглашает его под навес, протягивает кружку — горячее что-то, наверное чай. Нога онемела, она всегда немеет от холода. Неизвестно, то ли это со времен следственной тюрьмы, то ли последствия ранения под Рендзиной, которое некогда было лечить… А все же сердечная баба.
И, попивая красноармейский чай, товарищ Обарский думает, что все же хорошо, что майор Селиверстов обещал послать жене мешочек крупы, не для себя ведь, что курносая регулировщица в полинявшей гимнастерке с погонами очень симпатичная и милая девушка, что железнодорожники его поймут, что с людьми Фратека все как-нибудь утрясется, что относительно этих пекарей надо все же согласиться со старым бургомистром и что завтра, наверное, распогодится и, вполне возможно, выглянет краешек осеннего солнца.
Леший. Вечернее солнце придает неожиданную яркость блеклым порыжевшим лугам над Вислой, ивовым зарослям, стенам стоящих на берегу хат, и только бурый цвет воды напоминает об осени. С переправы доносятся крики ездовых, погоняющих лошадей, легкий ветер оттуда, с запада, шевелит над головой ветви яблонь… Леший лежит в траве под яблонями и смотрит на небо. Кровь лениво переливается по жилам. Опорные пункты — опорные пункты ведь не нужны, кругом русские, фронт уже впереди… Славный тот подполковник… Сталинград… Об этом думали, это и здесь ощущалось. А теперь — все кончено! Они пришли, и он, Леший, со своим отрядом оказался уже на Большой земле. За фронтом, в тылу. Значит, все кончено. А два года назад вышли они вдвоем с братом из родного дому. Теперь… теперь, пожалуй, придется вернуться в гимназию.
Леший лежит неподвижно, расслабленный. Он ничего никому не должен, от него уже ничего не требуется, ибо Леший — вовсе не из леса. Он родился не Лешим и не в лесу. Когда-то очень давно был тот лес, была та деревня — в отцовских воспоминаниях. Он же помнил отца чиновником на почте в небольшом городке. Отец ставил штемпели, выписывал квитанции, но считался чиновником. Он больше всего на свете боялся, как бы его сыновьям не пришлось возвращаться туда, откуда он с таким трудом выкарабкался. Каждая тройка в аттестате сына была для него глубокой и настоящей трагедией. Каждое замечание учителя или, не дай бог, коменданта полиции было предвестником катастрофы.
«Ты не знаешь урока», — говорил отец. Леший не знал. Последнее, что помнил, это немой укор в глазах отца каждое утро, когда тот видел, что сын не идет в школу. Но разве сын был виноват? Ведь гимназию закрыли немцы.
Леший смотрит на реку. Шумит в ушах — это вода в Висле течет? Завтра-послезавтра дотечет до родных мест. А старик не дожил. Штемпель на почте был тот же самый, а мир стал непонятным. Отец не мог его долго выдержать… Леший убежал из вагона вместе с младшим братом. Шесть дней шли лесами, ночевали в стогах. Брату было 12 лет, он часто падал. Леший бил его по лицу, а потом мальчишку пришлось нести на руках. Еле тащил, тяжело было. И с голоду чуть не умерли.
А теперь все кончено. Покой. От него ничего не требуется… В Туронёве тогда остановились, за лесом. Никто не допытывался, кто они и откуда. Какой-то старик приютил их. Леший помогал ему в поле — научился. Ложку давали, допускали к миске. Брат ходил за скотиной, тоже имел кусок хлеба. А мать? А матери кто даст? Как ей помочь? Голонка его научил. Раздолье тогда было. Стояли в карауле — он тоже. Молодой, правда, был, и люди его здесь не знали. Ну первый раз нажал на спусковой крючок…
Леший сплюнул — о чем речь? Столько трупов кругом. Днем спали. Ну крал! Так ведь не для себя. И только Шеля вытащил его из этого. Давал читать газеты, потом книжки: «Краткий курс» и «Вопросы ленинизма», русскую грамматику. Учился. Снова учился. Работы не боялся. Шеля говорил: придет время, когда власть будет лежать на столе и некому будет ее взять. Когда придут русские… Леший усмехнулся. Русские… Все оказалось не так просто. Он и раньше их видел. Еще тогда он накинулся на советского майора с Золотой Звездой Героя. «Зачем даете оружие эндекам? Чтобы в нас стреляли?» Тот майор тогда оправдывался, мол, не знал, что бой был совместный. А годом раньше Леший и сам не знал, что это такое — эндек. Откуда ому было знать? Название наверняка из книги, но в Мыслибуже он сам видел постель свинаря в хлеве и графское ложе во дворце. Посмеялись они с братом, когда свинарь не захотел влезать под графское одеяло. А гонористый граф, когда делили скот, суетился: дескать, он тоже гражданин, тоже имеет право на один коровий хвост. Смешной был граф… Часто они ходили к нему то за зерном, то поесть, а то и попросту позабавиться… И странно, с немцами граф не убежал. Сидит ждет, а чего ждет?