И вот сюрприз: из людей подполковника Анджея явилось едва ли 32 офицера и 129 младших офицеров и солдат. Было установлено, что из подполья вышел только отряд майора Бобровского, другие же отряды не явились. Подполковник Анджей, получив, по всей вероятности, указания или напоминание в соответствии с точно соблюдавшейся по другую сторону Вислы линией генерала Бура, свое решение через два дня отменил и дал устную директиву, чтобы никто, кроме уже вышедших из подполья, не являлся в войско{273}. В конечном итоге в Праге на службу явилось около 240 солдат АК, которых направили в разные части 1-й армии. Наибольшую группу получил обескровленный в боях за Прагу 1-й пехотный полк — 162 солдата, а майор Бобровский, которому присвоили звание подполковника, был назначен заместителем командира 1-го полка по строевой части, а позднее, в марте 1945 года, — командиром 41-го пехотного полка 12-й пехотной дивизии в Познани. Итак, несмотря на изменение ситуации, имели место настойчивые, свидетельствовавшие о большом запасе доверия попытки продолжать прежнюю линию.
Об этом, в частности, говорят внутренние инструкции политического аппарата 1-й армии о приеме пополнения, об отношении к офицерам и солдатам АК. В инструкции, подписанной начальником политико-воспитательного управления 1-й армии майором Ярошевичем, особое внимание обращалось на работу с офицерами бывшей АК, а через них и с солдатами:
«Работу с офицерами АК вести не столько путем бесед и докладов, сколько путем товарищеских контактов, совместной жизни и сотрудничества. Следует внушать им чувство ответственности за поведение их коллег из АК, умело использовать их влияние на солдат из АК»{274}.
В совершенно секретной инструкции («Использовать только для устной информации») от 25 сентября, посвященной исключительно работе с офицерами АК, в качестве одной из важнейших задач ставится: «Преодолеть возможное первоначальное недоверие, создавая атмосферу товарищеской заботы и братства». И лишь потом там говорится о необходимости «знакомить с основами нашей идеологии», подчеркивая «момент национального единства», сделать акцент на «создание дружественного отношения к товарищам офицерам из Советской Армии» и т. д. В инструкции указывалось: «В то же время следует помнить, что среди новых офицеров могут оказаться враждебные нам лица, явившиеся для проведения подрывной работы…» Рекомендуя вести политическое наблюдение за ними, инструкция категорически требует: «Решительно избегать методов полицейского контроля»{275}.
Эта линия — устойчивая и последовательная — не была единственной из предлагавшихся. Она не была очевидной, не подвергавшейся сомнению. Более того, она была новаторской. Она неоднократно заставала врасплох людей, взгляды которых сформировались под влиянием политической линии международного рабочего движения предшествовавших пятнадцати лет. Ведь приходилось сталкиваться с упорной враждебностью высших звеньев АК, игнорированием ее главным командованием ПКНО, которое в последнее время давало о себе знать столь трагически, давать оценку характерному случаю отмены решения в пользу единства подполковником Анджеем. Существовало, таким образом, достаточно фактов, которые могли и даже должны были порождать недоверие по левую сторону баррикады, разделявшей Польшу.
Многочисленные выступления как «лондонского» правительства, так и различных крайне реакционных польских политических группировок уже давно не без оснований порождали не только в высших органах власти СССР, но и у многих недостаточно ориентированных советских командиров, военных, а также политических деятелей недоверие, серьезное беспокойство и враждебность. Сегодня нам кажется смешным, что своеобразное реакционное сектантство обладало тогда реальным весом. Ведь, строго говоря, никогда не было известно, где кончаются взгляды сил, имеющих политическое значение, где мы имеем дело лишь с чем-то эфемерным, а где — с прямой провокацией. Зачастую высказывания, например Станислава Цата-Мацкевича, отождествлялись с намерениями «лондонского» правительства. Неоднократно действия НСЗ путали с позицией АК. Не только в предсказаниях и других мистических бреднях, но и в подпольных газетах, издание которых оплачивалось человеческой кровью, в политических программах можно было встретить строфы пресловутого Верныхоры: «Наш орел, вернувшись на свой старый путь, достигнет Черного моря». Ведь было известно о безумных планах заговорщиков во 2-м корпусе, издавших карту своих притязаний, которые распространялись на ряд советских территорий чуть ли не до побережья Черного моря. Считалось, что это выражает позицию всего корпуса.