Рассказ вдовы. — Видите ли, я должна была встретиться с вами, так как в одной из книг вы упоминаете фамилию моего мужа, вот здесь, и я подумала, что вам что-либо может быть известно более точно. И я хотела бы знать, и сын, он теперь заканчивает учебу… Правда, прошло столько лет, но ведь не может человек пропасть просто так, без следа, чтобы никто ничего не знал…
Нет, видите ли, я ведь присутствовала при этом. Я присутствовала при этом. Я присутствовала, и сын тоже, только ему было три месяца. Нет, это было не первого сентября, а второго. Конечно, я не все знаю… Мы познакомились с ним в Варшаве во время оккупации. Я было очень молода, а он уже прожил жизнь. Что было до меня, мне известно только по рассказам, но я знаю, что он служил в легионах, а вообще работал где-то по военной линии, имел отношение к вооружению, производству оружия. И даже сам лично изобрел что-то, но в 1932 году, а может быть в 1935, когда умер маршал Пилсудский, ему пришлось уйти из армии, причины мне не известны. Знаю еще, что он пошел на войну, а потом добрел почти до Залещик, только Польши не покинул, это я уже помню, и всегда с негодованием говорил о тех господах, которые тогда уехали, а он, вероятно, всех их хорошо знал лично. Вскоре после того как я познакомилась с ним, это было в Варшаве, нам пришлось уехать, так как муж не зарегистрировался как офицер. Мы поехали в деревню и сменили документы, потому что той военной пенсии, которая ему причиталась, он все равно уже не получал. Поселились мы в деревне Б. — это в 20 километрах от З., в лесах. На что мы жили? Видите ли, мне было 20 лет, но, впрочем, я всегда считала, что содержать семью — мужское дело. Видела ли, что делает муж? Конечно, видела. Научилась дубить кожи. Помогала мужу, когда было много работы и ему приходилось приглашать на помощь кого-нибудь постороннего, хотя он очень не любил этого. Сами понимаете, было такое время. По аусвайсам мы значились сборщиками лекарственных трав, немцы очень уважали это занятие, можно было повсюду ездить и ходить. Да, людей приходило много. Нет, я не знаю, мне это было безразлично, как вы там говорите, — АЛ, АК, БХ. Нет, точно не знаю. Тогда? Видите ли, я ожидала ребенка, и, понимаете, после этих трех лет я была целиком поглощена им. Ну конечно, муж ничего не делать не мог, — наверное, занимал какой-то руководящий пост. Весной? Весной я уехала: подходило время родов. Вернулась позже. Крупное сражение в том районе? Было, и я слышала, что в нем участвовали люди из нашей деревни. Многие погибли. Муж? Может, участвовал, а может, и нет. Я говорю лишь о том, что видела собственными главами!
Да, сразу, же после освобождения. Да, он сразу надел мундир. В З.? Конечно, в З. Там находились все власти, и там был РКУ. Видите ли, все это продолжалось только месяц. Он был счастлив, постоянно куда-то ездил, выступал. Был такой веселый, помолодел даже, очень помолодел. Нет, я ничего не ожидала, потом я даже упрекала себя в том, что думала тогда не о нем, а лишь а ребенке, который, правда, доставлял очень много хлопот. Я все еще оставалась в Б. Но муж, хотя и не мог найти квартиру, получил в конце концов комнату в казармах в З., где уже жили несколько офицеров, и я должна была перебраться туда. Вот именно тогда, 2 сентября, муж и приехал в Б., чтобы забрать меня с ребенком и со всеми вещами. Приехали они втроем, в старом немецком автобусе. Муж в мундире, водитель в штатском и помощник водителя, а может милиционер, совсем молодой парень, тоже в штатском. Машина стояла перед домом часа два или три, пока мы упаковывали вещи. Среди вещей было немного дубленой кожи, которая осталась от той, прежней жизни. Уже смеркалось, когда мы были готовы. Погрузили все вещи в машину и собирались ехать. Но водитель сказал, что в моторе что-то не в порядке. Пока он осматривал: машину, я решила приготовить ужин, хотя мне стало немного не по себе: по деревне вот уже несколько дней шли разговоры, что под К. кого-то убили. Муж успокаивал меня, он сказал, что под К. действовали, скрывавшиеся в лесах немцы и что русские их уже выловили. Около восьми часов вечера, когда стало уже совсем темно, шофер объявил, что мы можем ехать. Мы стояли перед домом у машины вместе с мужем, вокруг нас собралось много мужчин и женщин из деревни, они пришли попрощаться с нами, хорошие люди, которым мы были многим обязаны. Был там, например, тот крестьянин, который прятал мужа, когда за его голову была назначена награда. Почему награда? Не знаю, я, видите ли, говорю то, что знаю, а чего не знаю, того не говорю. Ужин был готов, я пригласила всех троих поесть и пошла к двери. В этот, момент услышала выстрел сзади. Когда обернулась, увидела мужа, он еще стоял, думаю, что он уже был ранен; мне показалось, он видел, кто стрелял; на его лице я заметила удивление, огорчение и как бы обиду на кого-то. Я не видела, как муж упал, решила, что, наверное, это немцы, так как о них мы как раз говорили, и бросилась в дом. Я помнила, что ребенок, завернутый, лежал на кровати как раз напротив окна, и боялась, что если его увидят, то убьют. Поэтому я спрятала сына под кровать, а когда услышала еще выстрелы на дворе, побежала в другую комнату, к хозяевам, так как окна этой комнаты выходили во двор, я хотела посмотреть, что с мужем. В комнате было несколько человек, я услышала голос на дворе: «Лошадей, быстро запрягайте лошадей!», а потом еще голос хозяина, соседа, он объяснял, что у него нет лошади, что ее забрали немцы. Через минуту преступник… да, я знаю: это он. Нет, я не видела его, только слышала этот голос. Это он, я знаю, он! Этот голос я еще и сейчас узнала бы. И вот он вошел в дом, в нашу комнату, но побоялся идти дальше, так как было темно. Ребенок, к счастью, не подал голоса… Потом преступник вошел в комнату, в которой находилась я. Он велел зажечь свет, но женщины ответили, что нет спичек, тогда он на ощупь стал хватать их за руки и спрашивать, кто тут. Каждая говорила, откуда она, но ни одна меня не выдала, а я стояла в это время за печкой. Одна из соседок пообещала принести спички и лампу, но бандит не пустил ее одну и, схватив за руку, вышел вместе с ней. Тогда пастушка, служившая у хозяев, вытолкнула меня из комнаты, мы схватили ребенка, она отворила двери из сеней, и мы бросились в лес. Мы хотели бежать в З. и выбрались через лес на шоссе, но там ехали какие-то повозки, были слышны крики, и мы испугались, спрятались в лесу, а на рассвете возвратились в деревню. Когда я пошла к дому, там уже ничего не было, ни машины, ни наших вещей, ни людей, только перед домом я увидела пятно крови.