И даже этот вопрос — вопрос о линии Керзона выглядел совсем иначе. Напомним, что правовая основа советской политики, неизменно и настойчиво, а главное, открыто формулировавшаяся в течение всего периода отношений с самыми различными польскими представительствами, заключалась в признании статус-кво, установленного не устаревшим договором 1921 года, а решениями народных собраний Западной Украины и Западной Белоруссии от 28 ноября 1939 года. Граница, которая имелась в виду в этих решениях, отнюдь не совпадала с линией Керзона. Линия Керзона проходила западнее той границы, о которой грезил «Лондон». Линия Керзона проходила восточнее действительной границы, которая определялась фактически не подлежавшей сомнению, неизменной в течение всей войны позицией Советского Союза. А в момент, когда ПКНО занимался практическим налаживанием отношений с Советским Союзом, польско-советская граница юридически не была и не могла быть окончательно определена. Управление землями Белостокского воеводства и уездами на границе Львовского и Жешувского воеводств было передано ПКНО «под честное слово» в Белостоке — через неделю после освобождения, в Жешуве — через десять дней, в Любачуве — лишь через пять недель{309}. Один уезд Жешувского воеводства не могли «найти» до весны{310}, а окончательный, официальный, имеющий юридическую силу польско-советский договор о границе был подписан в августе 1945 года.
Для Польши вопрос об отношениях с Советским Союзом был самым важным. От них зависели очертания Польши на востоке, от них зависели очертания Польши на западе. От них зависело дальнейшее участие Польши в войне, а следовательно, ее вклад в победу, а значит, и ее место в послевоенной Европе при закладке фундамента нового мира.
Будущее зависело от них.
От них зависело и настоящее: прозаические будни пяти миллионов поляков, условия их жизни, их повседневный хлеб и смысл всех усилий, условия труда и борьбы, организация жизни, результаты дневных хлопот и ночной покой. Миколайчика, когда он сидел за столом в ресторане московского «Гранд-отеля», эти проблемы не занимали.
Нетрудно заметить, что вопрос о польско-советских отношениях и для Советского Союза имел тогда весьма существенное значение. Но не в том смысле, как думал «Лондон», что трудности на польском участке тем больше волнуют Советский Союз, чем больше они грозят вызвать рост напряженности в отношениях с союзниками в тот момент, когда от победы отделяли еще несколько сот километров и еще несколько тысяч солдатских могил.
Польско-советские отношения, о которых представители ПКНО с такой настойчивостью говорили Миколайчику на всех встречах, уже давно приобрели характер взаимного переплетения проблем, позиций и потребностей миллионов людей с обеих сторон.
В протоколах ПКНО можно обнаружить следы тех дел, практическое решение которых разными людьми опиралось на различное понимание деталей польского вопроса, предварительно обсуждавшегося на высшем уровне.
21 июля 1944 года в представительстве Крайовой Рады Народовой на освобожденных территориях говорилось{311}, что, хотя о дне освобождения думали постоянно, теперь, когда надо брать власть, то есть распоряжаться и управлять освобождающейся страной среди двигающихся на запад советских колонн и следующих непосредственно за ними тылов, вдоль артерий коммуникаций, дающих фронту силы продолжать движение на запад, — оказывается, ничего не было подготовлено, продумано, решено. Один из делегатов подчеркнул, что переговоры с советскими властями на эту тему «имели место еще в прошлом году и затем с перерывами продолжались. Времени после начала переговоров хватило бы на соответствующую подготовку административного аппарата, способного по освобождении польских территорий немедленно приступить к выполнению самых различных функций». Далее в протоколе говорилось:
«Гражданин Моравский констатирует, что с момента первого визита в Кремль делегация Крайовой Рады Народовой заняла позицию, исходившую из необходимости ускорить создание какого-либо исполнительного органа, и что маршал Сталин сразу же согласился с этим, а проволочки ощущались скорее со стороны нижестоящего аппарата».
Такова была действительность. Наверняка далекая от «идеальных» консервативных, но также и от идеальных социалистических взглядов польских участников встречи в октябре 1944 года. Люди, которые в течение многих месяцев практически решали на польской земле в условиях советской военной действительности вопросы жизни и борьбы польского народа, уже хорошо это знали.