Прорвав три линии немецкого кольца, советская колонна бегом форсировала реку Танев и направилась на юг. Она вела значительную группу польских партизан, которые отделились от своих отрядов, а также некоторое число местных жителей из окрестных деревень, которые прятались в лесу.
Гул выстрелов был слышен и в глубине пущи, где колонна майора Калины отдалялась от места спасительной схватки. Майор собрал командиров на совещание.
«Собравшись вокруг брички, на которой сидят инспектор и ротмистр Меч, мы ожидаем приказов, — пишет поручник Вир. — Нас удивляет тревога, которую мы слышим в словах обратившегося к нам инспектора. Он производит впечатление человека, который только сейчас понял, что слишком серьезна грозящая нам опасность и что только он несет ответственность за то, что вот-вот произойдет, и в этот момент, ощутив свое полное одиночество, — сломился».
Решено было отложить все до утра.
Было еще темно, к тому же начался дождь, около брички командиров разожгли костер. Майор Калина вместе со своим заместителем лично приступил к сожжению архива и переписки инспектората.
«Вокруг, опустив головы, стоят офицеры и солдаты, устремив неподвижный взгляд на костер, — вспоминает подпоручник медицинской службы Кораб (Збигнев Крыницкий). — И кажется, что у всех в голове навязчивая мысль: «Не конец ли это?»
Инспектор принял решение: отряды, избавившись от обозов, залягут в глубине пущи в болота и будут пережидать облаву. Может быть, немцы не захотят углубляться в непроходимые топи, может быть, не заметят людей… В четвертый раз после 18 июня майор отверг предложения и даже резкие, полные отчаяния просьбы своих подчиненных позволить им пробиваться ив окружения с боем.
«Не думайте, — сказал он, — что я не отдаю себе отчета в ситуации или в том, на что решаюсь. Я сознаю свою ответственность и буду нести ее до конца».
Приступили к уничтожению подвод, продовольствия, дележу боеприпасов. Тяжелое оружие утопили в болотах. Радиостанции инспектората и самостоятельных партизанских отрядов уничтожили. Бричка командира вновь тронулась в путь, а за нею — колонна уже наполовину безоружных, морально сломленных людей.
Именно в это время, после выхода советских отрядов из окружения, майор Адам, командир 9-го партизанского отряда, насчитывавшего 700 отлично вооруженных и опытных партизан и находившегося вне кольца окружения, осознал весь трагизм положения. Он отчаянно искал на всех волнах своих и заимствованных у советских партизан радиостанций контакта с майором Калиной. Контакт не был установлен. Калина не мог принять сигналы, ведь по его приказу радиостанции были уничтожены…
«Входим в болота, — пишет Якубик. — Пробираемся сквозь холодную топкую трясину. Дороги нет. Перед нами дикий в своей первозданности лес, затопленный водой. Скользкие огромные стволы, поваленные дождями и бурями, вырванные с корнем, опутанные буйной зеленью, торчат из топи. Ребята прорубают путь топорами. Кони храпят и боятся идти дальше… Трава и мох. Болотные растения буйно разрослись на гнилом основании, и бредешь среди них прямо по воде. Похоже, мы должны затаиться в этой глуши и ждать, пока кончится облава. Можно надеяться, что немцы не полезут в это бездорожье. А если они окажутся достаточно усердными и отважными?..
Инспектор приказывает бросить последние повозки. Раненых из госпиталя возвращают в их подразделения. С этого момента мы будем нести их на самодельных носилках.
Уже никто не следит за порядком, так как никто не видит смысла в этом марше. Подразделения и одиночки отделяются от колонны и ищут выхода на свой страх и риск…».
До чего же страшным был этот марш, если в воспоминаниях участников он остался как неимоверное и нескончаемое шествие теней, скитание, похожее на последний путь, исполненное не только ужаса, но и предельного истощения, жажды, голода, — нескончаемый путь, устланный телами тех, кто пал от истощения.
«Лошади давно съедены, а единственная вода — это болотная жижа… Но самое мучительное — невозможность поспать», — пишет другой боец, тоже Марек (Ян Копер).
Ужас охватывает при взгляде на карту и на календарь, а точнее — на часы. Ибо весь этот марш, куда бы он ни вел, совершался в пределах четырехугольника, самая длинная сторона которого не превышала семи километров! И ведь все это длилось едва ли два часа! От победоносного сражения под Сопотом до распада колонны майора Калины не прошло и 24 часов, включая нормальный постой — ночлег в лесу. Эти отчаявшиеся и голодные люди покинули свои достаточно обеспеченные постоянные лагеря лишь накануне, после обеда.