Подумав немного, он добавил:
«Нам кажется, что у вас этот вопрос недооценивается…»
Радиосвязи с товарищами, которые там, на Востоке, в свою очередь разворачивали работу, не было уже давно. Самые важные решения они принимали сами, не советуясь, не приспосабливаясь к общей мировой обстановке, к нынешнему, недостаточно известному здесь, в условиях оккупации, политическому этапу международного рабочего движения. Он знал, что в оккупированной Европе никто, кроме, пожалуй, югославов, не пытался выделиться из общего антигитлеровского движения, сколотить вокруг революционного ядра партии новое единство нации…
Он продолжал:
«До нас только что дошло известие о том, что Союз польских патриотов организует внешнеполитическое представительство Польши… Мы считаем, что оно обязательно должно быть назначено КРН, поскольку это значительно усилило бы позиции такого представительства. Оно имело бы глубокие корни в стране… Мы опасаемся, как бы не-скоординированные действия — наши в стране и ваши за границей — не вызвали разногласий в нашей работе…»
Пора было заканчивать, и он приписал: «Эти заметки набросаны непосредственно перед отъездом курьера». Еще раз пробежал глазами написанное и добавил:
«Несмотря на трудные и очень тяжелые условия работы, мы превращаемся в решающую силу в стране. Это вызывает чувство удовлетворения и составляет предмет нашей гордости. С пролетарским приветом — Веслав».
Поставил дату:
«12.I 1944». «Переписать на машинке не было времени»{8}.
Трудно проследить сплетения человеческих судеб, но можно предположить, что курьер, который вез цитированный документ, спешил на тот самый пересекавший границу поезд, на котором, растворившись среди серой и скученной в вагонах типичной для периода оккупации толпы, направлялись — и тоже на Восток — другие люди, официальный статус которых, зафиксированный в кеннкартах, ни в малейшей степени не соответствовал их действительной роли и положению. В карманах у них, вероятно, находились командировки в Луцк, выписанные Келецкой полевой почтой оккупантов ее мнимым сотрудникам{9}. А раньше они под видом счетовода, сантехника небольшой фирмы, бухгалтера молочно-яичного кооператива шагали по варшавским улицам… Потом исчезали на целые недели в возвращались пахнущие порохом, порой скрывая раны, в лишь время от времени появлялись в официальных местах своей работы или жительства, чтобы напомнить о себе окружающим. Теперь они ехали, чтобы вдали от городов, гарнизонов, оккупационных властей и охраняемых железных дорог, в глухом лесу сменить гражданские костюмы на полевые офицерские мундиры со знаками различия майора, капитана, поручника…
Внимательно, тщательно и всесторонне — так, как учили их когда-то в школе и как учила их действительность, гораздо более богатая, чем школа, и более требовательная, чем преподаватели, — они анализировали полученное задание, продумывали вытекавшие из него дополнительные, но существенные элементы будущих действий: «Инструкции правительства Речи Посполитой для командования Армии Крайовой и делегата правительства по вопросу операции «Буря» от 27 октября 1943 года»{10}.
«— Мы имеем дело с пунктом Б, вариант II: «Польско-советские отношения не восстановлены. Вступление советских войск предшествует вооруженному выступлению против немцев в соответствии с пунктом А II».
— Пункт А II предписывает: «Правительство призывает страну к усиленным саботажно-диверсионным действиям против немцев». Однако операция в этом случае имеет только политический, демонстративный и оборонительный характер…
— Пункт Б II предусматривает далее: «Польское правительство заявляет объединенным нациям протест против нарушения — в результате вступления советских войск на территорию Польши без согласования с польским правительством — польского суверенитета, информируя одновременно, что страна не будет сотрудничать с Советским Союзом».