Полк, который первым поднялся из окопов под Ленино, который, двигаясь в авангарде дивизии, устанавливал на Варшавском шоссе указатели, теперь лежал в неглубоких окопах на надвислинском валу, недалеко от центра Варшавы, отделенный от нее течением широко разлившейся реки. Он прошел тысячу километров и за эти последние 13 километров заплатил самую высокую цену — 706 убитых и раненых. 38 процентов того состава, который он имел пять дней назад{139}.
В этот день в Люблине главнокомандующий Войска Польского генерал Жимерский подписал приказ:
«Если бы восстание началось сейчас, по согласованию с командованием Советской Армии и Войска Польского, можно было бы сохранить мосты, что способствовало бы быстрому освобождению всей Варшавы, можно было бы спасти жизнь сотен тысяч людей. Варшава не знала бы таких страшных разрушений»{140}.
Из лесов под Анином на последних километрах Варшавского шоссе выныривали маршевые колонны 2-й и 3-й дивизий 1-й армии. Над полями за Грохувом поднимался высоко в небо черный столб дыма, подсвеченный белым в свете дня пламенем пожаров. Ветер доносил оттуда запах паленого и треск винтовочных выстрелов…
Немногим больше можно было увидеть в стереотрубу с наблюдательного пункта командующего 1-й армией. Отсюда нельзя было разглядеть поле сражения, детали местности, расположение сил, обстановку — все то, над чем, рисуя подробные схемы, будут впоследствии ломать голову специалисты. По прошествии лет историки военного искусства всегда более мудры, чем гибнущие в бою солдаты. Но и отсюда видны, слишком хорошо видны потрясающие размеры катастрофы, то, что останется в истории, в гражданской истории. В истории Польши.
Прибывшие из Варшавы связные, девчата из АЛ, подхорунжие из АК, наконец, опытные офицеры наносят на подробный план Варшавы контуры повстанческих позиций: безжалостными, скорбными крестиками, квартал за кварталом, район за районом вычеркивают на карте ту старую Варшаву, которую они знали и которая уже не существовала.
Что толку при этом от замечаний начальника штаба, от расчетов начальника артиллерии, горьких замечаний начальника инженерной службы? Что из того, что другой такой битвы больше никогда уже не придется вести? И стоит ли сегодня отвечать на вопрос: «А если даже и удалось бы, то что тогда?»
Командующий 1-й армией генерал дивизии Зигмунт Берлинг на наблюдательном пункте у стереотрубы, в линзах которой, близкая, кажется рукой подать, безмолвно пылает Варшава, отдает приказ командиру 3-й пехотной дивизии имени Ромуальда Траугутта бригадному генералу Станиславу Галицкому форсировать Вислу… Его дивизия маршевой колонной средь бела дня, на виду у немцев, под огнем из-за реки продвигается по Грохувской улице и среди разрывов снарядов, падающих на углу улицы Зеленец, поворачивает на Саска-Кемпу.
Позади — пять бессонных ночей, когда она, меняя позиции, шагала по ухабам лесных дорог, и форсированный марш последних суток.
В Англии была польская часть, которую не передали английскому командованию, — отдельная парашютная бригада генерала Станислава Сосабовского — цвет добровольцев из состава всех польских вооруженных сил на Западе. По решению польского правительства она предназначалась для поддержки боевых действий на родной земле.
15 сентября 1944 года в центре Польши, в Варшаве, на берегу Вислы были сражены немецкими пулями — лишь один шаг отделял их от встречи — знаменитый поручник Морро (Анджей Ромоцкий) из отряда «Зоська» и подхорунжий Януш Ковальский из 1-й дивизии имени Костюшко. Группа повстанцев на Сольце ожидала пробивавшуюся через Вислу разведку народного Войска Польского. Из 15 разведчиков четверо погибли, а трое высадились на варшавском берегу, будучи раненными.
В тот же день польская парашютная бригада в Англии грузилась на транспортные самолеты. Вопреки протестам командиров и солдат, несмотря на голодовку, объявленную всем составом бригады, и эта часть была передана под командование Монтгомери.