— Дети мои, дети!{174}
Я знаю, что этот образ вносит неприятный элемент разлада, диссонанс в становящуюся все более гармоничной картину нашего недавнего прошлого, которую мы рисуем себе. Зачем напоминать обо всем этом страшном — собственно говоря, уже только неприятном — теперь, когда по прошествии двадцати лет мы стараемся извлечь все, что было прекрасного, благородного в нашем прошлом, все, что было правильного, достойного и морально полезного? Эта обезумевшая женщина портит общенациональное «возлюби ближнего своего!», столь милое нашему сердцу…
Однако в то время мы открыто и искренне, с глубоким возмущением говорили о преступлении.
А сейчас, когда мы наконец поняли, что это нечто стоящее, что вся нация, что каждый поляк искренне и самоотверженно боролся, как мог, за Польшу, за свободу, — вдруг стало считаться нетактичным напоминание о том, что каждый ведь делал это по-своему, что против немцев мы боролись вместе, но одновременно порознь, ибо…
«Восстание заканчивается и начинается в период социального перелома или, если хотите, социальной революции», — писала в Варшаве в конце восстания одна из рабочих газет{175}.
Именно об этом идет речь. Сегодня некоторым кажется нетактичным напоминать, что в Польше происходила именно революция, что наряду с борьбой против захватчиков шла борьба противоположных сил внутри нации, что 1944 год — это не только год крупнейших битв против захватчиков и год освобождения. Это вместе с тем год крупнейших классовых битв, год революции, год рождения совершенно новой Польши, которая является продолжением и в то же время отрицанием старой Польши.
Сегодня, по прошествии тридцати лет, польская нация объединена. Существует одна Польша, перед ней единственный, всеми признанный путь, одна система целей, одно направление усилий. Просто Польша такая, как есть, то есть народная Польша. Просто Польша, развивающаяся в результате нашего повседневного труда, в существующих формах нашей деятельности, то есть развивающаяся на социалистических основах. Это политическое содержание даже не слишком остро воспринимается. Просто альтернативы нет и быть не может. И сегодня, опираясь на наш опыт, на наши размышления и многолетний образ жизни, мы понимаем, что в то время существовал также только один польский вопрос и — это действительно так — существовал только один путь. Проекция нашего сегодняшнего единства и наших сегодняшних взглядов в прошлое, к сожалению, затемняет картину. Мы перестаем понимать самих себя тех лет или же забываем о действительности. И тогда — не хотим. Не хотим, чтобы нам напоминали, и напоминание становится бестактным. Мне кажется, это неправильно и недостойно сознательного человека. Сегодняшнее единство нужно укреплять не путем забвения прошлого, а путем его понимания.
В 1944 году перед Польшей стояли как проблема независимости, так и проблема революции. А следовательно, и проблема реакции, контрреволюции. Стояла проблема освобождения и проблема социального переворота. Проблема восстановления и проблема разрушения того, что устарело. Стояла проблема борьбы против захватчиков, борьбы против реакции и vice versa — проблема борьбы против революции.
Мы выросли уже из «зеэмповского возраста» (ZMP — ЗМП)[12], возраста, когда мы с запалом оперировали сравнениями польской революции — польского Июля с советским Октябрем. Мы с жаром говорили о баррикаде, о том, что на ней нельзя сидеть верхом, о том, что надо быть либо по одну, либо по другую ее сторону.
Абсурдом было видеть в Польше 1944 года только социальную революцию и валить в одну кучу всех, кто по этому вопросу не с нами, — убийц и убитых, фон дем Баха и Бура, палача Земба (Зубовича) из НСЗ и героя харцерских штурмовых отрядов ГК АК Зоську (Тадеуша Завадского).
Мы уже знаем, что нас объединяло очень многое, несмотря на различия в классовом характере политических течений, к которым мы принадлежали. Нас объединяло отношение к смертельному врагу, нас объединяли искренняя забота о будущем родины и искреннее желание служить ей. Однако нас разделяла альтернативность (впрочем, мнимая) польской ситуации. Нас разделял выбор: сама возможность и необходимость выбора. Но было бы также абсурдом, если бы сегодня мы видели в 1944-м только борьбу против немцев за свободу и все, что было против немцев, за Польшу, валили бы в одну кучу. Абсурдно забывать о тогдашней альтернативе.