Анатолий Никаноркин
СОРОК ДНЕЙ, СОРОК НОЧЕЙ
Повесть
От автора
Шумит бурный Керченский пролив, шумит. Осенние штормы напоминают о десантных ночах.
Я был в одном из самых дерзких десантов на «Огненную землю» под Керчью в 1943 году.
Попал я туда, как говорится, с корабля на бал, вернее, с бала на корабль. Только закончил мединститут и, необстрелянный, из далекого тыла, — прямо в огонь.
Сорок дней и сорок ночей в условиях полной блокады стояли десантники насмерть. А потом совершили почти невозможное — прорвав окружение, прошли по вражеским тылам и заняли ключевую высоту над Керчью — Митридат.
Эта книга — не хроника эльтигенского десанта. Я написал только то, что сам видел и пережил. Поле моего зрения часто ограничено операционной медсанбата. Во всем рассказанном нет уклонений от правды, хотя названия воинских частей, имена героев изменены.
Повесть посвящаю моим боевым товарищам.
ГЛАВА I
Шел я с направлением в полк, но так и не дошел.
Что случилось с этим врачом полковым, которого я должен был заменить, не знаю. Выздоровел, что ли? Когда явился я к начальству, разговор получился неожиданный. Начсандив, молодой, здоровенный, крест-накрест перепоясанный хрустящими ремнями, протрубил:
— Останетесь в медсанбате.
Что же! Прекрасно. Этого я и хотел. Может быть, профессор Тарковский, случайно узнав о моем переводе в полк, подсказал: мол, лучше молодого специалиста использовать как хирурга. Если так, молодец старик!
Все-таки сколько добрых людей на свете!
Когда я уходил из полевого госпиталя, доктор Горев подарил «Севастопольские письма» Пирогова и открытку с клодтовскими конями и на ней в углу надписал: «Приедете — повожу по Ленинграду».
А шофер Лысый сам предложил обменяться обувью. «Разве врачу в полк можно так заявиться — авторитету не будет».
Теперь вместо ботинок и голубых обмоток у меня брезентовые сапоги.
Нет, на этот раз мне поразительно везет. Вышел от начсандива — вижу, во дворе знакомая плотная фигура, багровое лицо майора Квашина. Я с ним немного работал в Геленджике. Он меня тоже узнал.
— Никитин, что ты здесь делаешь?
— Ординатором направили. А вы?
— Ведущий хирург.
Обрадовался — какая красота! И Квашин, по-моему, обрадовался, хлопнул меня по спине:
— Отлично, земляк… Будем вместе трудиться… Раненых, правда, пока нет…
Встал я чуть свет. Разбудила крыса. Прыгнула прямо на голову — благо был укрыт плащ-палаткой. Вскочил, увидел, как она метнулась в угол, вильнув голым хвостом. Соседа моего, лейтенанта Игоря Конохова, не было. За стеной еще похрапывали.
Вышел из хибарки. Игорь, долговязый, с косыми бачками, в брюках, без рубашки, делал зарядку, приседал, хлопая себя по ребрам.
— Чего так рано, доктор? — весело обратился он ко мне.
— Крыса…
— Их здесь до черта… Людей совсем не боятся.
Прохладно. На крышах и на траве сверкает роса.
Вчера я не успел рассмотреть место, где мы находимся. Вот она кругом, таманская степь, пепельно-холмистая. Вытянутые овечьи кошары-загоны. Под соломой низенькие мазанки. Лиман белеет. В чистом голубовато-сквозном небе пролетают косяки птиц.
Игорь кончил зарядку, подходит ко мне.
— Вот я строен и высок, так как пью томатный сок! — шутит он. — Помнишь, Никитин, до войны «Огонек» рекламировал соки?..
Во дворе появляются девчата — идут умываться к колодцу. Одна большая, пышногрудая, косы тяжелые распущены, вторая — ни рыба ни мясо, никакая, а третья — глаз не оторвешь, смуглая, вразмах брови дразнящие и ямочка на подбородке.
— Физкультпривет! — Игорь машет им рукой.
— Привет, если не шутишь, — за всех отвечает третья.
— Вот та, с косами, — поясняет Игорь, — операционная сестра Ксения, в синих галифе капитан — врач Копылова, «цыганочка» Чувела — замполит.
Дымит походная кухня. Повар открывает котел, аппетитно запахло гуляшом. У сарая, поджав под себя ноги, черный, как жук, сидит санитар-азербайджанец и тюкает молотком: исправляет носилки.
— Ахад, как жизнь молодая?! — кричит Игорь.
— Нишиво, — отвечает санитар. — Починка мало-мало…
Посреди двора — двухмачтовая палатка со вставными окнами из плексигласа — наша операционная. Новенькое оборудование получили. Хирургические столы — прима.
После завтрака занятия. Собираемся в хатенке, где живет Квашин. Рассаживаемся на досках, положенных на ведра, и на скрученных матрацах.