Через два дня еще попробовали ребята пробиться, но опять неудачно — убило двоих.
— Вся беда была в еде и воде, — говорит мичман. — Слабнуть стали. Траву жевали. Вылизывали мокрые скалы… Морскую воду пили… Холод страшный… Без костра… Солдат с голоду помер.
Осталось одно — прорываться морем. Спустились ночью тихо на берег, зашли в воду по горло и двинулись. Как прожектор сверкнет — они под воду. Прошли километра полтора, и вдруг — или немец заметил, или просто так — пулеметная очередь. Васе-морячку руку перебило, кровь так и хлынула. Согнул он руку и ремнем к груди притянул. Прожектор опять начал гулять по воде, и ребята под воду с головой раз, другой… А в третий окунулись — Вася уже не вынырнул. Километра четыре еще по воде вдвоем брели, друг дружку поддерживали…
Они пролежали у нас целый день, а вечером их отправили в штаб дивизии.
ГЛАВА XIV
Приходится туже и туже стягивать ремни. Голодаем. Но юмора не теряем. У нас в блиндаже есть игрушка — вырезанный из дерева, раскрашенный петух на подставке. Из какого-то домика принесли. Этот петух нас забавляет.
Холодно. С моря туман ползет. Сидим у костра, жуем полусырые кукурузные лепешки. Шахтаманов:
— Сегодня ужин — петух жареный!
Хохма старая, но действует.
— Мне крылышко и ножки.
— Мне пупок.
— А мне ножку, крылышко.
— Це-це, слюшай, — цокает языком Шахтаманов, — сколько один петух ног? Десять? Двадцать? Да?
— Он — сороконожка!..
Мы говорим о вкусных блюдах.
— Вот я торт на выпускном вечере рубанул, — вспоминая, вздыхает Колька. — Из крема вся верхушка. — Лицо его расплывается от удовольствия.
— Ты же тогда все вытравил, — говорю я.
— Да… Жалко…
— А бараньи головы тоже штука вкусная, а?
Это иногда в буфет студенческий привозили вареные бараньи головы. Один раз нам с Колькой посчастливилось достать. Целый вечер в общежитии разделывали их скальпелями, молотками. Мозги — объеденье!.. Да, бараньи головы — недосягаемая мечта!
…А вообще перспектива насчет еды у нас, я бы сказал, паршивая.
С утра по заданию Чувелы санитары обшарили все огороды и почти ничего не принесли. Немного кукурузы — и все. Мы — полбеды, а вот как с ранеными быть? Надежда сейчас на наших моряков. Они на промысле в тылу у немцев.
Горит костер. На нем большой немецкий котел-кастрюля. Дронов и Плотников попеременке крутят ручку крупорушки. Сделали ее сами из металлической трубы. Мелют кукурузу — засыпка для супа. Но что это за суп без масла, без картошки, без лука… Крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой.
У поваров лица черные, в копоти, глаза слезятся. Они и похожи сейчас друг на друга. А по характеру разные. Дронов никогда не унывает, а вот Плотников мрачноват — у него язва желудка. Глотает соду все время. Иссох. Руки трясутся. Вздыхает.
— Болит?
— Печет внутри, как огнем…
— Ты и до войны желудком страдал? — спрашиваю у Плотникова.
— Нет. В плену получил болячку. Под Белостоком в первые месяцы войны попали в окружение… И в лагерь. Кормили как собак. Бросят вонючую конскую голову в грязь, в пыль — и ешь. Бежал я… Поймали — били до полусмерти. А второй раз удалось. В лагерь передали одежду гражданскую, и я к партизанам…
Дронов щурит глаза. Философствует:
— Болит не болит, горе не горе, а ты должен все одно радоваться. Живешь, — значит, радуйся. Подохнешь — не увидишь ни деревца, ни травинки, ни звездочки… Ни даже паршивого таракана. Легкость души нужна… Вот я — такой, а сколько в жизни испытал, не приведи…
Он недоговаривает. В темноте слышны тяжелые шаги. Возвращаются моряки: Туз, Келесиди и Свечко. Молчат. Злые. Ясно, не повезло. В другом случае они бы шумели. Колька все-таки спрашивает:
— Ну, что?
— Делов нема…
Они уже несколько раз удачно ходили к мысам — там, у обрывов, на берегу, несколько выброшенных катеров — в песке находили консервы.
— Чуть не накрылись! — бурчит Туз. — Засаду подстроили… Только штук пять банок отковыряли — фрицы обошли нас. Что делать? Пошли на хитрость. Бежим к ним в тыл. Фрицы за нами, но не стреляют. А мы — резкий крен к берегу. У обрыва Свечко разворачивается и: «А ну, бей гранатами!» Запустил… я тоже. Короче говоря, фрицы рылом в песок, а мы с обрыва…
— Вот две банки осталось, — говорит Келесиди.
— Теперь супец будет с наваром, — улыбается в трепаные усы Дронов.
Моряки уходят к себе.
Через некоторое время у костра появляется Басс-Тихий. Загадочно извещает:
— Принимайте гостя с Большой земли.
— Не трепись…