Заглядываю в отсеки.
— Доктор, доктор, сюда! — зовет женский голос.
Иду на окрик. Шура, сидя на корточках, перевязывает солдата. Раненых около двадцати, все свежие. Сбрасываю шинель, помогаю Шуре. Бинтов достаточно, есть кое-какие медикаменты — в убежище обнаружили. К стене привалились двое в комбинезонах летчиков. Это те ребята, с подбитого «ила». У молодого штурмана перевязаны лоб, глаза. Он силится сорвать с себя повязку.
— Снимите противогаз! Снимите противогаз!
— Сергей, брось, не надо… Слышишь? — удерживает его товарищ.
Но тот свое:
— Противогаз!..
Ввожу штурману пантопон, притихает. Шура говорит, что «молоденькому» выбило глаза, а он не понимает. Наверное, помешался.
Спрашиваю, не видела она кого из нашего полка.
— Нет, не видела.
— Рая ранена.
— Где она?
— Внизу, в домике… Куда своих раненых дели?
— Легкораненые со мной пошли. Тяжелые с Нелькой остались там. Ох, вспомню, как кричали: «Бросаете?» — выть хочется. В болоте… в степи многих растеряла.
Узнаю, что комдив связался с командующим армией — обещали срочно высадить морскую бригаду к нам на помощь. Но забарахлила рация, и не удалось что-то еще уточнить.
— Дело не в рации, — вмешивается пилот. — Нужно было армии еще днем к нам прорываться… Время теряют: Митридат — ключ к Керчи. Немцы уже с «Огненной земли» перебросили сюда свои части, а наши тянут, тянут…
— Рисковать не хотят, — говорит кто-то из раненых.
— А мы?
— Жаль, на Ак-Бурунскую крепость не пошли… Там бы мы кум королю были. Боеприпасов полно, оружия. Склады продуктовые, причалы…
Закончив с ранеными, захожу в соседний отсек. Большой зал. Посредине стол, на нем трофейная громоздкая рация.
Бородатый радист копается в аппаратуре — ему присвечивают карманным фонариком. Рядом, опираясь на палку, стоит плотный с усами полковник — комдив.
— Я «Вымпел»… Я «Вымпел», — надрывается радист. — Слышите меня? Слышите меня?
Комдив подергивает усами.
— Пробуй еще…
С час на сопке спокойно. Потом немцы опять атакуют. В убежище то и дело забегают связные. Меньше и меньше становится людей внутри. Наконец на вольтметре вздрагивает красная стрелка — рация заработала.
Комдив говорит с командующим.
— Понял вас. Угольная пристань… Угольная пристань, — повторяет он.
Вбегает офицер-моряк, возбужденно что-то докладывает комдиву. Комдив машет рукой — всем выходить наружу!
По всей верхушке вспыхивают автоматные очереди, пересекаются огненные трассы. Рассыпаемся по ходу сообщения. Стреляем редко, когда немцы подползают совсем близко. Отбиваем несколько волн штурмовых групп. Впереди траншеи и вокруг нашего убежища ухает, дыбится земля.
Прямой наводкой садят орудия с соседней сопки. В траншеях находиться невозможно — без толку всех перебьет, и мы укрываемся в убежище. А немец лезет, настырно лезет кверху.
Моряк в бушлате, прилипший к ближайшей от выхода амбразуре, кричит:
— Фрицы! — и бросает в проем окна гранату.
Снаружи в наши окна тоже летят гранаты. Грохают взрывы.
Свистят, взвизгивают пули. Люди выскакивают в коридор. Гаснет свет. Стонут раненые.
— Спокойно, без паники! — врывается властный голос комдива.
Шура, я и пилот вытаскиваем раненых из первого отсека, переносим в глухой угол.
— Нужно идти в контратаку, — говорит пилот и достает пистолет.
Комдив подходит к радисту, который, растопырив руки, прикрывает ватником рацию, и что-то говорит ему. Тот кивает, берет микрофон. Начинает хрипеть, надрываться:
— «Маяк», «Маяк». Прошу огонь по квадрату…
Через несколько минут убежище так встряхивает, что кажется, будто оно сдвинулось с места. Сверхтяжелым, огромным начинают долбить по крыше. Пилот орет мне на ухо:
— Держись… Огонь на себя вызвали!
Вначале удары редкие, их даже можно считать, но скоро они сливаются в лавинный чудовищно-невыносимый гром. Сдавливаешь голову руками, сжимаешься в комок, ожидая, что сейчас все рухнет и завалит.
Верхушка очищена от немцев.
Комдив подзывает Шуру и меня.
— Берите раненых, направляйтесь к пристани Угольной. Подойдут катера — раненых посадите… Только быстро, пока спокойно.
Выходим со связистами, они помогают раненым, провожают нас до половины склона. Дальше дорогу сам знаю. Благополучно добираемся к дому, где я был днем.
— Передохните, — говорю Шуре. — Я мигом сбегаю к Рае, оттуда к причалам… Все разузнаю.
— А кто нам сообщит потом?
— Связного возьму.