— Отлично, отлично. А сейчас вот что. — Он посмотрел на меня. — Всё в порядке?
— Да, ничего страшного.
— Хорошо. Теперь направо, крылом внутрь и вперёд. Поставьте заслон будто для атаки по боковой линии, но придержите их, чтобы у меня было время.
Перед самым стартом Элай двинулся к боковой линии, держась рядом со мной. Я устремился по флангу. На этот раз Элай внимательно следил, чтобы не пропустить мой рывок вдоль линии, как я это сделал раньше. Я сделал три мощных шага по флангу, оглянулся, будто ожидая пас, и тут же рванул к середине поля, убегая от него.
— Сукин сын! — завопил он, поняв, что замах Максвелла был обманом и ему уже не удастся перехватить пас.
Я поймал мяч на линии пяти ярдов и вбежал в зачётное поле. «Даллас» — 21, «Нью-Йорк» — 20.
Наши защитные линии заперли их нападение в зоне, и после дальнего удара Бобби Джо Патнэма мы перехватили мяч на своей линии тридцати пяти ярдов. Оставалось меньше двух минут до конца матча.
Тренер подозвал меня к себе.
— Скажи ему: прорываться по слабой стороне и дать пас Делме на фланг. Или пусть попробует сам.
Я вернулся на поле и повторил указание тренера.
— Ладно, — кивнул Максвелл. — Левый зиг. Пас на правый фланг на двенадцать. Понял, Делма?
— Ты отдай мне пас, Бубба, а я его приму.
«Джайэнтс» отступил в зону, перекрывая Хадла. Он увернулся от блока крайнего защитника и свернул к боковой линии, пробегая перед свободным полузащитником. Максвелл бросил мяч, опустившийся перед Хадлом. Делма увернулся от набегающего на него игрока и выбежал на середину поля, направляясь к зачётной зоне. Средний линейный сделал отчаянный рывок и схватил Хадла за руку. Мяч выскочил из рук Хадла и запрыгал по полю. Льюис, свободный защитник «Нью-Йорка», сумел поймать беспорядочно прыгающий мяч и послал его к нашей двадцатиярдовой линии. Гоголак подхватил его и пробил свой третий полевой гол матча. Оставалось пятнадцать секунд.
«Нью-Йорк» — 23, «Даллас» — 21.
В раздевалке не было почти никого. Грязные и окровавленные игровые костюмы были уложены, и служащие в последний раз проверяли шкафчики. В одном из них валялся шлем Джо-Боба.
— Чёрт бы побрал этого Уильямса, — в сердцах сказал служащий. — Он наверняка забыл бы свой зад, если бы зад не был прикреплён намертво.
Пресс-конференция, на которой Б. А. с неохотой признался, что вина за поражение падает на нескольких игроков, и в первую очередь на Хадла и Клариджа, закончилась.
Последний автобус стоял у выхода. Из выхлопной трубы в холодный воздух Нью-Йорка поднимался белый дымок. Я только что получил укол, расслабляющий мышцы. Эдди растёр мне ноги и спину, и прибинтовал травмированное при столкновении с Уит-мэном плечо к груди.
Из душевой доносился шум падающей воды. Я заглянул внутрь. На складном стуле под душем сидел Сэт Максвелл, опустив голову. Вода барабанила по шее и плечам.
— Сэт, последний автобус уходит через двадцать минут. Максвелл мгновенно поднял голову.
— Хорошо, хорошо, — отозвался он. — Брось мне ножницы. Максвелл быстро разрезал липкую ленту, затем бинты, фиксировавшие его голеностопы.
— Пошли одеваться, и найдём место покурить травки, — сказал Максвелл.
Когда мы вышли из раздевалки, массажисты и помощники тренеров принимали душ. Персонал, ответственный за снаряжение, руководил погрузкой ящиков в крытый грузовик, который доставит их прямо в аэропорт Кеннеди, где стоял, ожидая нас, оранжевый «Боинг-727» с кухней, полной сухих куриных сэндвичей и восьмьюдесятью банками тёплого пива.
У выхода на стоянку Максвелл неожиданно повернул и направился на трибуну стадиона. Проверив, не уехал ли автобус, я последовал за ним.
— Дай сигарету, — попросил Максвелл. В его голосе звучало отчаяние.
Я сунул руку за сигаретой. Проигрыши редко расстраивали меня, если, конечно, я сам играл хорошо. Максвелл, наоборот, принимал поражения близко к сердцу, независимо от его личного вклада.
Я закурил и глубоко затянулся дымом марихуаны, затем наклонился и передал сигарету Максвеллу, одновременно внимательно рассматривая трибуны в поисках полиции. Я знал, что за каждым сиденьем прячется полицейский. Максвелл сдвинул на затылок свою ковбойскую шляпу, положил ноги на спинку сиденья, затянулся и передал сигарету обратно. Мы докурили её в тишине. Наконец Максвелл поднялся и отбросил окурок.