Мне казалось, что братство наших изуродованных тел было значительной частью наших дружеских уз. Каждый из нас переносил боль со стоическим юмором. Когда один из нас падал, другой всегда был первым, кто приходил на помощь, если, конечно, его не унесли с поля раньше — что происходило довольно часто. Наш наркотический ритуал — с применением кодеина — возник задолго до того, как мы обратились к марихуане.
Это была странная, но тем не менее прочная дружба. В нашей жизни, подверженной постоянным переменам, я находил утешение в её надёжности.
— Да, такое бывает только один раз, — повторил Максвелл, лёжа в удушающем жаре сауны на верхней полке.
— Ну-ну, — вставил я, надеясь, что рассказ сдвинется наконец с исходной точки.
— Ты знаешь Джерри Дрэйка? — Максвелл опустил ноги, сел и глянул вниз, где лежал я, распростершись на полу. — Ему принадлежит агентство по снабжению автомобильными частями и электрооборудованием.
— Да, верно, — кивнул я.
— Так вот. — Максвелл снова улёгся. — Я выступал в Ассоциации молодых христиан перед его парнями. — Он вытер потное лицо полотенцем. — Я выкурил обе твои сигареты по пути и был под большим кайфом. Когда я приехал, они уже закончили обед, поэтому я просто встал и обратился к ним с речью по поводу того, что футбол не должен быть единственной целью в жизни, что это — всего лишь временное занятие, по крайней мере для них, и что нужно посвящать больше времени другому…
Я расхохотался.
— Их папочки были в восторге!
— Да, им моё выступление не слишком понравилось. Но какого чёрта, ведь я — звезда. Дрэйк встал потом и сказал, что не следует принимать мои слова слишком буквально — я так и не понял, что он хотел сказать этим, — и что предстоящий чемпионат Ассоциации молодых христиан — одно из самых важных событий в их молодой жизни. Что это дисциплинирует, воспитывает волю к победе, укрепляет характер — всё такое. Потом он подошёл ко мне и попросил не курить перед его ребятами. Я чуть в штаны не наложил с перепугу. А он имел в виду обычные сигареты.
Максвелл слез с полка и похромал в душевую. Я терпеливо ждал его возвращения, лёжа на полу.
— Затем, — продолжал он, перешагивая через меня, — затем он пригласил меня к себе выпить пару стаканчиков. Поскольку моё выступление длилось меньше часа, я подумал, что за триста долларов можно и поехать. Мы приехали к нему домой, он познакомил меня с женой. Вот тогда я тебе и позвонил. Он хотел, чтобы ты приехал и тоже слегка поимел его жену.
— Что? — Потрясённый, я сел слишком быстро. Голову снова пронзила боль.
— Знаю, знаю. — Максвелл продолжал рассказ с притворной гримасой раскаяния на лице. — Мне не следовало так поступать. — Он нахмурился и потряс головой. — Я знаю, как ты относишься к подобным делам — когда на женщину лезут целой оравой, именно потому я тебя и не пригласил. Но она отлично выглядела для своего возраста.
— Сколько ей? — спросил я снизу.
— Около тридцати пяти. А он сидел в ногах кровати и дирижировал, указывал ей, в каком ритме работать, как повернуться, какое положение принять, за что взяться. Мне казалось, что я в операционной. К тому же он совал нам в нос какую-то пахучую гадость. Затем мы пошли в душ. Вернувшись в спальню, она достала такой большой искусственный…
— Дилдо. — Я улыбнулся. — Максвелл был мастером-практиком, но слаб в теории.
— Да, этот самый. — Максвелл спешил продолжить рассказ. Казалось, что он переживает по-настоящему то, что случилось с ним, только тогда, когда рассказывает об этом. Его рассказы всегда вызывали у меня интерес — ещё один аспект странного паразитически-симбиотического содружества, скреплявшего нас.
— Примерно вот такого размера. — Он раздвинул ладони приблизительно на фут и затем сделал кольцо своим большим и указательными пальцами. — Джерри надел его и принялся за работу. Что за вечер!
— И когда ты уехал?
— Это уже глава вторая.
Жар сауны и волнение, вызванное рассказом Максвелла, оказались выше моих сил. Я встал и пошёл под душ, чтобы остыть. Стоя под душем, я впервые почувствовал действие медикаментов. Похоже, что мне удастся прожить ещё один день.
В двери душевой показался Руфус Браун, сорокалетний негр, обслуживающий здание клуба.
— Как вы попали сюда?
— Привет, Руфус, как дела?
— Отлично, как вы попали сюда?
— Максвелл разбил окно сзади. Сделай что-нибудь, ладно?
— Хорошо, — сказал он, нахмурившись. — Но если мне придётся платить за окно, вы должны дать мне деньги. Ты же знаешь, как мало я получаю.
Он был совершенно прав. Разведчики клуба, разъезжающие по разным городам, проливали виски на большую сумму, чем Руфус получал за год. Клинтон Фут бился с ним за каждый цент. В прошлом году, после завоевания первого места в лиге, мы проголосовали за выдачу Руфусу двух тысяч ста долларов из причитающихся нам чемпионских, но Клинтон сделал по-своему и снизил премию до пятисот долларов на том основании, что «решение не было единогласным и нельзя давать цветному премию больше, чем служащим клуба».