А мы ответили:
"Нет, нет, мы все-таки дойдем!"
Стало совсем темно. Мы шли по лесной дороге, о корни спотыкались, ветки нас хлестали. Все нам казалось - вдруг медведь, вдруг волк, а это просто кусты чернели.
Начали спускаться с горы и подошли к реке. Ой, как сразу стало холодно! Бр-рр!
Река виднелась из-за кустов, черная, как пещера, в которую мы лазили. Где-то далеко-далеко залаяли собаки. И снова стало совсем тихо. Звездочки на темном небе были как искорки на догорающем костре.
Вдруг возле самого берега в камышах что-то зашуршало. Вспыхнул огонек. Все сразу остановились. Мы подумали, что это разбойники. А это были просто рыбаки с удочками.
Магдалина Харитоновна забеспокоилась:
"А найдем мы то место, где ночевали?"
Витя Перец все помнит.
"Найдем, там рогатая коряга да кривая сосна",- сказал он.
Люся шла впереди. Она сказала:
"Я не вижу даже собственных рук".
Вдруг Витя Перец отпрыгнул в сторону.
"Туточки! Вот коряга!" - закричал он и стукнул ее ногой.
Какой он молодец! Самый милый, самый замечательный из всех мальчиков на свете!
Мы отыскали в кустах топоры и ведра и снова пошли дальше.
Никто не хотел ни рассказывать, ни смеяться.
Папа мне шепнул, что в его рюкзаке не три кило, а три тяжеленных утюга. Он говорил: ремни, как железки, сдавили плечи, а ноги превратились в чужие деревяшки.
А я ему ответила, что ни капельки не устала.
Наконец мы перешли через мост и увидели вдали огоньки. Это был Золотой Бор. Теперь недалеко - осталось только два километра. По булыжному шоссе идти было ужасно трудно. Галя мне потихоньку призналась: еще немного, и она упадет.
101
На базарной площади остановились. Витя Большой щелкнул карманным фонариком. Папа посмотрел на часы и сказал:
"Два часа ночи!"
А Магдалина Харитоновна приложила руку ко лбу и сказала:
"Я сейчас в обморок упаду!" - А сама и не подумала падать.
Все мы разошлись по разным улицам.
И папа и я стучали, стучали к нашему волосатому хозяину. Наконец достучались. Другие-то ребята небось к своим родителям дубасили в ворота и кулаками и пятками, а мы постеснялись. Наконец хозяин услышал, отодвинул засов, открыл калитку и сказал:
"Полуночники!"
А больше я ничего не помню...
И понятно, что Соня ничего не помнит. Она заснула стоя. Я должен был сам стащить с нее джемпер и платье и уложить в постель.
А Магдалина Харитоновна красным карандашом написала в голубом альбомчике: "Изложение хорошее. Придаточные предложения отделяются запятой. Вычеркиваю все, что относится к ненужному расхваливанию самого недисциплинированного мальчика в отряде - Вити Перцова. 4".
На следующий день все мы собрались в Доме пионеров за большим столом. Мне подарили целый рюкзак, туго набитый геологическими образцами.
Великолепно! Хоть одно изыскательское поручение было выполнено на сто процентов!
Совещание открыла Магдалина Харитоновна.
- Итак, можно подвести некоторые итоги наших туристских мероприятий.По привычке она укоризненно взглянула на всех нас из-под очков.
После этих ее слов близнецы занялись мухами на потолке, Витя Перец голубями на соседней крыше, а остальные просто вздохнули и опустили глаза.
Вскочила Люся.
- Магдалина Харитоновна, простите, я вас перебью. Ребята!- воскликнула она.- Что ж, нам сидеть и ждать, что напишет Номер Первый, когда расшифруют то письмо?
102
Ребята нестройно загудели:
- Сами, сами будем искать!
- Я не вижу никаких способов, которые увеличили бы шансы...- пожала плечами Магдалина Харитоновна; она обиделась, что ее перебили.
- Слушайте,- сказала Люся,- помните, есть такой изыскатель Номер Седьмой, который все хотел узнать, почему приезжал в Любец его папа знаменитый художник Ситников? Может, Номер Седьмой что-нибудь расскажет о порт
рете?
- Это дело! - подхватил Витя Большой.- Поедемте на пароходе к Номеру Седьмому - смотреть Ситниковский
музей.
Найдем мы в том музее следы портрета или не найдем, еще было неизвестно, но само путешествие за полтораста километров на пароходе вверх по реке казалось таким привлекательным!
- "Мы едем, едем, едем в далекие края!" - запел и заплясал Витя Перец.
- Завтра едем, завтра! - воскликнул один из близнецов.
- Ну да, завтра, чего еще ждать! - поддержал другой.
- Полагается три дня отдыха,- произнесла Магдалина
Харитоновна.
- Мы теперь изыскателями заделались, мы не отдыхаем,- настаивали близнецы.- Найдем - тогда отдых.
- Магдалина Харитоновна, ну пожалуйста, согласитесь! Ведь на пароходе поедем. Это же нисколько не утомительно,- упрашивала ее Люся.
Та было поморщилась, повздыхала, но согласие дала.
- Доставайте яйца, молоко, хлеб - и завтра к шести утра налегке! весело объявила Люся.
Глава двенадцатая
КЛУБОК НЕИЗВЕСТНОСТИ ЗАПУТЫВАЕТСЯ ВСЕ БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ
Ранним утром все мы - тридцать один изыскатель - шли по скошенному лугу к реке.
Солнце сияло на безоблачном небе, река и лесные дали были окутаны белесыми клубами тумана. Ура! Сегодня будет хорошая погода!
103
Маленький пароходик, беленький, словно только вымытый, под названием "Ракета", пыхтя и поднимая пенистые волны, развернулся и подошел к пристани. По дощатому трапу, толкая друг друга, мы взбежали на пароход и разместились на носу, на палубе.
Тут выяснилось нечто, по мнению Магдалины Харитоновны, неслыханно антипедагогическое: Люсе поручили покупку билетов, а она взяла только два взрослых, а всем ребятам - детские. Соне и Гале было по двенадцати лет, остальным еще больше, а самой Люсе целых восемнадцать.
- Будет контроль - нас оштрафуют, высадят на берег! - стонала Магдалина Харитоновна.
- Ничего не случится, зато мороженого поедим всласть! - защищалась Люся.
Да разве существуют такие черствые люди, чтобы нас штрафовать, высаживать, делать нам неприятности, когда вокруг так хорошо, так интересно!
104
Важный капитан с черными усищами сидит в своей будочке за штурвалом. На капитане форменная, настоящая морская фуражка с золотой эмблемой. Спасательные круги, ведра, выкрашенные в белую краску, развешаны вдоль палубы. На самом носу - свернутые кольцами канаты необыкновенной толщины. Матросы в полосатых тельняшках деловито проходят по палубе.
- Как на море! - восклицает Витя Перец; он уже успел обежать весь пароход, его только что выгнали из машинного
отделения.
- Подумаешь- море! Качки нет, и берег под носом,
презрительно замечает Володя.
Ветерок слегка продувает. Пароходик плывет, рассекая реку, а мы глядим и на правый берег и на левый. То кусты, то широкий песчаный пляж, то вдруг высокий желтый обрыв круто подходит к воде, за обрывом деревня - домики едва видны из-за яблоневых садов,- сосновый бор смотрится в воду, коровы дремлют на водопое...
А река? Каждую минуту она меняется: то нежно-голубая, то перламутровая, то переливается на солнце тысячами блестящих перышек, то темно-зеленая от отражений лесных берегов. Белые чайки носятся над самой водой; одинокие рыбаки недвижно сидят в челноках. Вот старательный буксир потащил сразу четыре длинные баржи...
Настроение портят удивительные пароходные порядки. И кто это придумал такие штуки? Как тридцать километров - пересадка, вон из парохода и бегом на пристань в кассу за новыми билетами. А кассир выдает не просто - стук и пожалуйста. Нет, чего-то он там пишет, чего-то ножницами вырезает и только тогда стукает. А следующий пароход через десять минут отходит, да тебе надо тридцать билетов, да сзади длинная очередь волнуется. Люся пользовалась этой суматохой и продолжала брать только два взрослых билета, а всем остальным детские.
Понятно, после всех переживаний, когда я и Магдалина Харитоновна усаживались где-нибудь в укромном местечке на новом пароходе, мы с нею только пот со лба платочками
вытирали.
Наконец четыре пересадки позади, и к вечеру мы благополучно приехали. По перекинутому трапу выскочили на каменистый берег. Голубая стрелка на столбике показывала дорогу на гору, поросшую лесом.