- Такой знаменитый художник и с мальчишками водился,- шепнул мне Женя-близнец.
- Я смотрю, ты, кажется, сам хочешь быть художником?- спросил я его.
- Очень,- признался тот,- только молчок, никому... Мы окончили осмотр музея, столпились в бывшем кабинете Ситникова.
- Вы нам обещали показать какое-то письмо,- не утерпела Люся.
- Сперва покажу одну книгу,- ответил Номер Седьмой.
Он неторопливо подошел к огромному книжному шкафу, отпер его и достал небольшой толстый томик в синем переплете: "Указатель селений и жителей уездов Московской губернии - 1852 год".
Я перелистал книгу. Она была разделена на главы. Сколько уездов, столько и глав. В каждой главе списки: "Особы, проживающие в городе и в уезде". По городам - список чиновников, купцов, по уездам - список селений, сколько в каждой деревне душ мужского пола (женщины, очевидно, не считались), а также фамилия, имя, отчество и чин помещика, который владел этими мужскими душами.
- Неинтересная книга,- заметил Володя.
- Я считаю, для наших поисков она не понадобится,- самоуверенно заявил Витя Большой.
- Берите, берите - пригодится,- улыбнулся Номер Седьмой.- Вы изыскатели, почти что историки, а это справочник, тут есть Любецкий уезд. Только с условием: кончите изыскания- успешно ли, нет ли,- мне книгу обратно по почте. А теперь слушайте...- Он вынул из того же книжного шкафа папку и достал оттуда пожелтевший листок бумаги.- Письмо моего отца моей матери, посланное им из города Любца летом 1901 года.
Старичок надел очки и начал:
110
- "Бесценный друг мой, дорогая Настенька! Наконец попал я в славный город Любец. Город старинный, с белокаменным кремлем..."
Далее следовали подробные описания достопримечательностей кремля и города и рассказ о том, как художник остановился в гостинице.
- "...Побеседовав с полчасика с любезным хозяином гостиницы,- продолжал читать Номер Седьмой,-узнал я от него, что много любопытных старинных вещей хранится у некоей госпожи Чистозвоновой, здешней купчихи, владелицы богатейшего имения и бутылочного завода.
Я тотчас же отправился пешком. По дороге увидел кирпичные трехэтажные корпуса, называемые казармами. Оказывается, в них весьма скученно жили мастеровые бутылочного завода, по два и по три семейства в каждой комнате.
Печальное зрелище являли бесчисленные дети, роющиеся в дорожной пыли. Я не преминул отметить их весьма тощее, вроде лягушиного, телосложение и грязные лохмотья их одежды. Взрослые мастеровые - мужчины, женщины попадались все худые, чахоточные, одежонка их была в заплатах и дырьях, видно в жару стеклянных печей прожженная.
Поднялся я по ступенькам дворца, принадлежащего госпоже Чистозвоновой. Вышел навстречу лакей в голубой с серебряными галунами ливрее, с пышными усами на надутой физиономии.
Долго я пытался втолковать ему, что мне требуется видеть госпожу Чистозвонову. Наконец он отправился и в скором времени возвратился, низко мне кланяется и говорит:
"Барыня вас очень просят".
Прошел я пять комнат, а в шестой, представь себе, дорогая Настенька, сидит в кресле не старая еще женщина, да такая пышная, розовая, рыхлая, словно твой именинный пирог. Ручку мне протянула, а на пальцах всё кольца с драгоценными каменьями сверкают. Я ручку поцеловал, ножкой шаркнул. Да вот конфуз: от сапогов моих пыль так облачком и кверху.
"Что вам угодно?-спрашивает.- Не желаете ли кофею?"
Я объяснил - дескать, стариной интересуюсь.
Она и отвечает:
"Вы сперва кофею откушайте, а потом пожалуйте, я вам всё сама покажу".
Тот усатый лакей принес нам кофею в чашечках фарфо
111
ровых размером с наперсток и ей наперед чашечку поставил. Как она зашипит:
"Болван! Разве ты не знаешь? Сперва гостю подавать надо!"
Лакей только поклонился низенько да уйти заторопился.
И тут совершил я великую оплошность - полез в карман за платком да уронил его на ковер, хотел было нагнуться - поднять, а барыня меня за руку: "Подождите".
Я испугался: почему "подождите"?
Взяла она со стола серебряный колокольчик и позвонила. Лакей чуть не бегом прибежал...
Барыня пальчиком ему мой платок показала и говорит:
"Подними и подай господину".
Я рот разинул. Вот, думаю, так барыня! Поважнее царицы. А девчонкой небось у прежних господ Загвоздецких по пыли босиком бегала...
Долго меня водила барыня по залам. Прекрасных вещей у нее во дворце действительно множество. Особенно примечателен старинный хрусталь, но лучше всего одна картина - натюрморт.
И на все мои вопросы: "Что это за вещь?", "Откуда?" - барыня отвечала:
"Не знаю, после господ Загвоздецких досталась"...
С досадой спрашивал я себя мысленно: "Ну на что тебе, толстухе, вся эта драгоценная старина, этот поразительной красоты неизвестный натюрморт, когда ничегошеньки ты ни в чем не разбираешься!"
Так и ушел я от нее ни с чем"...
- Я бы этой барыне метлу в руки, да уборщицей в наш Дом пионеров! воскликнул Витя Перец.
- Милый мальчик, революция и без тебя саму барыню метлой, - засмеялся Номер Седьмой.
- Читайте, читайте дальше! - теребила Люся.
- "Прослышал я, что господин Загвоздецкий до сих пор проживает в Любце. Я отправился к нему с целью выяснить - не известно ли ему, кто же художник, написавший столь примечательный натюрморт.
И представь себе, душа моя Настенька, едва отыскал я господина Загвоздецкого в скверной каморке под лестницей. Сидит на кровати старик, давно не чесанный, с седой бородой, хмельной, с красными, опухшими глазами, в рваном засаленном кафтанишке.
112
Я ему:
"Доброго здоровьица, ваше благородие, стариной чрезвычайно интересуюсь. Не расскажете ли что?"
Он в ответ:
"Рублик пожалуйте - расскажу".
Как взял у меня рубль, глаза его заблестели. Кое-что любопытное о хрустальном заводе рассказал, вспомнил, какие безумные кутежи устраивал.
Задал я ему вопрос:
"А простите, ваше благородие, если не секрет, сколько вы прокутили да в карты проиграли? Миллион?"
"Да нет, побольше будет", - засмеялся он.
"Два миллиона?"
"Не скажу".
И тогда спросил я его о художнике, и сам был не рад, что спросил. Он не своим голосом закричал:
"Берите свой рубль и уходите сейчас же!"
"Да за что? Простите, почему?"
"Не спрашивайте меня! Ненавижу того человека! Злодей, погубил ту единственную, которая меня любила. Ничего не скажу, уходите!" - Он закрыл лицо руками и зарыдал.
Пришлось мне уйти ни с чем".
Вот, собственно, все письмо, - сказал Номер Седьмой, кончив чтение. Отсюда я делаю выводы, что автор натюрморта и последний Загвоздецкий любили одну и ту же девушку. Но она, видимо, предпочла художника. Произошла какая-то тяжелая, неизвестная нам драма. Кто была та девушка, мы не знаем. Автор натюрморта, возможно, был соседний помещик или городской чиновник. Вот в этой самой синенькой книжечке, - Номер Седьмой поднял над головой "Указатель селений и жителей Московской губернии", - наверняка проставлена его фамилия... Но ведь тут десятки тысяч фамилий! Эх, кабы мне на пятнадцать лет помолодеть - с каким бы порывом и жаром мы бы с вами вместе искали! Номер Седьмой тяжело вздохнул. - Я вам дам адрес своего сына Иллариона. Он живет в Москве, он художник. Однажды сын мне говорил, что очень жалеет, почему мы так скоро бросили поиски автора натюрморта. Пусть он заменит меня. А теперь, - Номер Седьмой посмотрел на часы, - вам пора.
Мы попрощались с обоими гостеприимными старичками и заторопились на пристань. Пора было возвращаться домой.
Снова на обратном пути с великими треволнениями четы
113
ре раза пересаживались, снова с боем брали билеты. На последний пароход Люся ухитрилась даже мне и Магдалине Харитоновне взять детские билеты, а восемь мальчишек вообще зайцами проехали.