Я внимательно и медленно разглядывал портрет.
Темные волосы Ирины были заплетены в косы, свернутые кренделечками, точно так, как порой их свертывают нынешние девочки-школьницы старших классов. По-восточному смуглое лицо, высокий лоб, черные дуги бровей, тонкий, чуть неправильный нос, тонкие полуоткрытые губы, точеный подбородок... Все это создавало неповторимую гармонию. Просто невозможно было оторваться от портрета.
- Прелесть как хороша! - прошептала за моей спиной Люся.
А глаза! Создатель портрета называл их полумесяцами.
В Третьяковской галерее есть несколько особенных портретов- Брюллова, Иванова, Крамского, Репина... Каждый раз, когда я там бываю, то подолгу стою перед этими произведениями, всматриваюсь в глаза тех женщин и тех девушек и всегда нахожу в них нечто новое. Про каждый портрет можно написать целую поэму - как любила, как страдала или радовалась та женщина или та девушка.
Именно такой особенный портрет видел я сейчас, портрет, написанный несомненно выдающимся, замечательным художником.
Первое впечатление от него было: ох и плутовка, верно, эта юная худенькая девушка, почти девочка! Набедокурила где-то, что-то разбила или пролила и, спасаясь от строгой наставницы, убежала в эту комнату, присела на краешек кресла...
Но, взглянув повнимательнее в ее глаза, я увидел в них глубоко скрытую тайную печаль... А вглядевшись еще раз, я
194
уже ничего не замечал - ни ее блистательного платья, ни ее тонкого, изящного стана, а видел только бесконечно скорбные карие глаза-полумесяцы.
- Почему она такая грустная? - шепнула Соня.
- А какая она была несчастная и как рано умерла! - напомнила Галя.
На девочек зашикали. Да, на такой портрет надо смотреть очень долго и молча, чтобы никто-никто не мешал. И все - взрослые и дети - стояли, смотрели, не проронив ни слова...
- Иван Тихонович, отдай его в наш музей,- вполголоса, но с большим чувством произнес Номер Первый.
- Отдам,- также вполголоса ответил наш хозяин. С этого момента он на все сто процентов заслужил свое прозвище - "Изыскатель Номер Четвертый",
Перед тем как поместить портрет на вечные времена в лю-бецкий музей, его выставили в Голубом зале Золотоборского дома пионеров. Под ним поставили две хрустальные вазы с голубыми георгинами, а вокруг развесили маленькие этюды Ларюши.
Вот река на закате и силуэт лодочки с рыбаками, другой этюд - раннее утро, и розовый туман поднимается с перламутровой воды, третий - ярко освещенный солнцем красный бакен на песке, а сзади - сияющая голубая гладь реки, и еще несколько этюдов, изображающих Люсю на фоне реки.
Мы умоляли Ларюшу и поодиночке и в пятьдесят голосов, просили выставить также портрет Люси. Художник категорически отказывался и даже ни за что не хотел показать его нам.
Он говорил, что портрет никуда не годится, что он не закончен, что его невозможно ставить рядом с портретом Ирины.
Произведения Жени-близнеца для тринадцатилетнего мальчика были безусловно удачны, но еще слишком по-детски неумелы. Их решили не выставлять.
- Рано, дорогой. Учиться надо еще лет десяток, тогда станешь художником,- попробовал его утешить Номер Первый.
Мальчик молча опустил свою черную голову. Он сознавал, что старик был прав.
195
- Осенью поеду в Москву - поступать в Художественное училище,неожиданно объявил он.
Жители Золотого Бора и района - служащие учреждений, рабочие фабрик, колхозники, домашние хозяйки, учителя и школьники - приходили на выставку, восхищались портретом, внимательно слушали рассказы дежурных пионеров о трагической судьбе Ирины Загвоздецкой и ее возлюбленного крепостного художника Егора Спорышева. И все посетители одновременно любовались этюдами Ларюши, который так прекрасно и правдиво изобразил их любимую родную реку.
Конечно, рядом с портретом эти этюды были очень скромны, но в них угадывалась верная кисть будущего мастера. И я и Номер Первый простили Ларюше его не слишком энергичное участие в поисках портрета. От всей души нам хотелось ему пожелать стать большим, настоящим художником, певцом нашей реки, нашей природы и всей нашей жизни.
Из Любца примчались три автобуса, переполненных желающими посмотреть найденный портрет - будущий самый ценный экспонат их музея. Приехали: Номер Второй - заведующий музеем, Номер Третий - директор школы. Из своего музея прибыли, проклиная пароходные порядки, Номера Седьмой и Пятый.
Номер Второй объявил Ивану Тихоновичу, что статью о портрете и о голубых георгинах он отсылает в московские газеты и в "Огонек". Узнав об этом, Иван Тихонович без колебаний подарил музею в Любце кокошник и азиатский платок.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Тычинка и Роза Петровна вернулись в Москву, а Номер Первый с Майклом уехали в Любец. Мой отпуск был на исходе, у ребят кончались каникулы.
В последний раз мы собрались в Доме пионеров. Всем нам было чуть-чуть грустно. Не пришла только Люся. Ларюша у нее на квартире ежедневно по двенадцати часов подряд писал ее портрет. Какой выходит портрет, никто не знал: художник упорно не показывал его никому.
Я принес письмо Миши. Кроме первого экзамена по русскому письменному, на остальных он получил одни пятерки и, набрав двадцать восемь очков, поступил на первый курс геологического факультета Московского университета.
196
В своем письме Миша передавал большой привет золото-борским пионерам и предлагал им будущим летом вместе участвовать в походах за минералами.
Магдалина Харитоновна подсела ко мне, держа наготове свой изрядно потрепанный за время походов голубой альбом ВДОД.
- Ну, теперь, когда все треволнения так счастливо кончились, когда мы, изыскатели, победили, расскажите нам наконец о своих прежних самых интересных приключениях.
Как неприятна ее "очаровательная" улыбка!
- А вы уже всё знаете!-ответил я.- Самое интересное - это повесть о найденном портрете, о сорока изыскателях, о тех, которые ищут, находят и снова бросаются на поиски...
- ...на земле, под землей, на воде, под водой, в воздухе и даже в космосе,- продекламировали хором все ребята.
Мой рассказ будет неполным, если я не упомяну о дальнейшей судьбе двух наших изыскателей.
В начале зимы я увидел афишу: "В Московском Доме художника открывается выставка молодежи".
Вместе с Соней я отправился ее смотреть.
Много там было впечатляющих и талантливых полотен. Ничего не подозревая, я шел от картины к картине, внимательно разглядывая их.
- Папа, смотри! - вдруг закричала Соня.
Перед одной картиной стояла толпа. Вслед за Соней я пробрался вперед и увидел, к своему удивлению, портрет Люси. Я всмотрелся. Портрет был написан смелыми, может быть, чересчур смелыми мазками. Я убедился - да, это был по-настоящему замечательный, безусловно самый лучший на всей выставке портрет.
По непостижимому совпадению Люся сидела точно в такой же позе, как Ирина Загвоздецкая, так же положив обнаженные руки на кресло; даже сиреневое сари было в тон платью Ирины.
Только в глазах той виделась грусть и печаль. А на этом портрете Люсины глаза горели таким нескрываемым счастьем, такой любовью!.. Невозможно было девушке не позавидовать Тоненькая, устремленная вперед, она смело и вдохновенно глядела куда-то вдаль...
197
- Что ж не узнаёте старых друзей? - вдруг услышал я за своей спиной веселый голос.
Ларюша, чисто выбритый, в великолепном темно-синем костюме, стоял и улыбался. А на его руку опиралась такая же улыбающаяся, такая же счастливая Люся.
- Вы ведь знакомы? Моя жена,-сказал он.- Мы уже целых две недели как женаты.
Люся, пряча свое смущение, бросилась целовать Соню.