— А где же Витя Перцов?
— Перец, Перец, где ты?
— Странно, куда он мог запропаститься? — удивляется Елена Ивановна.
Выясняется — мальчики видели его, когда рано утром он как угорелый промчался через базарную площадь. А сейчас уже два часа дня.
— Ну вот, если он не явится, значит, один билет лишний! — восклицает Магдалина Харитоновна.
— Что-нибудь с ним случилось? — спрашиваю я.
— Вообще-то он не такой, чтобы пропасть, — недоумевает Люся.
Все шумно вскакивают в вагон, сразу же открывают окна, выглядывают из них, толкая один другого. Смотреть на своих родителей и на станцию из окна вагона очень интересно, а тут еще Перца надо не пропустить.
Проходит к паровозу дежурный по станции в красной фуражке.
Пронзительный свисток, потом гудок, вагоны лязгают и со стоном, со скрипом дергаются с места.
Мамы машут платочками и что-то неслышное, но, наверное, очень важное пытаются внушить своим отъезжающим деткам.
Метров через двести асфальтовое шоссе на Москву пересекает железнодорожные пути.
— Перец! Перец! — вскрикивает кто-то.
Я расталкиваю толпящихся у окна ребят и вижу: вдали по асфальту несется во весь дух его щуплая фигурка.
— Перец! Перец! Быстрее, быстрее!
Поезд набирает скорость. Наш вагон минует переезд, а Перец бежит, бежит. Все высовываются из окон…
— Сумасшедший! Он меня погубит! — Магдалина Харитоновна молитвенно всплескивает руками.
— Вскочил! Молодец! Ура!
Перец каким-то чудом цепляется за подножку заднего вагона и через две минуты, торжествующий, потный, уже стоит среди нас. Задорно блестят его черные, похожие на смородины глаза.
— В каком он виде! Доктор, доктор, скорее! — кричит Магдалина Харитоновна.
Я подбегаю.
Ах ты! Аптечку-то я позабыл!
У Вити кожа на правой руке от кисти до локтя здорово содрана. Кровь каплет на пол. Необходимо срочно залить йодом и перевязать. Йод, я знаю, мальчишкам не очень нравится, но надо хоть бинты где-то достать.
Девочки наперебой предлагают галстуки, платочки. Соня вытаскивает свое полотенце и раздирает его на ленты.
Я делаю Вите перевязку. Все сосредоточенно следят за движениями моих рук. Впереди всех — Соня. Лицо ее выражает горячее сочувствие, она готова великодушно отдать все, что имеет, лишь бы раненый перестал страдать.
Чувствуя себя героем, Витя садится на лавку, самоуверенно оглядывает всех, вдруг вспыхивает и съеживается в комочек. Он в рваных штанах, босиком, а ноги чернее угля — верно, целый месяц не мыл.
Соня морщит брови.
— Приедешь к нам, получишь рубашку, галстук, тапочки, а сейчас до Москвы терпи. Папа, а как же штаны?
Да, уж тут Соня помочь не в состоянии, а в Мишиных он утонет.
Что же случилось с Витей? Почему он чуть не опоздал?
Еще с вечера мать выгладила ему брюки и галстук. Он нацепил на рубашку пять значков, до блеска начистил гуталином ботинки, и все это сейчас без толку разложено в его комнате.
Он большой охотник до голубей: трех самцов и двух голубок держит в курятнике, кормит их, чистит им клетки, иногда выпускает… Какой-то Колька Свистун задолжал ему за голубей порядочную сумму. А в Москву-то ехать — на мороженое, на газировку деньги ведь нужны. Ранним утром отправился Перец к Свистуну за долгом и, к ужасу своему, узнал, что тот еще на рассвете ушел за орехами. Недолго думая Перец устремился в лес, разыскал Свистуна, притащил его домой, получил долг и, не забегая к себе на квартиру, помчался на станцию.
Поезд идет медленно. Вагоны кряхтят, стонут, стучат, покачиваются. Ребята облепили окна. Каждая железнодорожная будка, каждый стог сена или развесистое дерево вызывают у них радостные восклицания. Едем все больше березовым лесом. Я стою у окна и вдыхаю полной грудью свежий, бодрящий лесной запах. Солнечные блики играют на белых стволах берез, на яркой зелени листвы, на ровной скошенной траве.
Наконец подъезжаем к конечному пункту железнодорожной ветки, отправляем родителям Перцовым телеграмму, чтобы не беспокоились о своем сорванце-сыне, и идем на московский автобус. Ехать по шоссе будет еще интереснее, чем по железной дороге.
Автобус подходит совсем пустой. Все рассаживаются на мягкие сиденья у окошек.
До Москвы далеко — сто двадцать километров.
Путешествовать по гладкому асфальтовому шоссе одно удовольствие: проносятся встречные машины, и легковые и грузовые; деревни сменяются полями, поля — лесом; какая-то фабрика, санаторий, совхоз, а дорогу вперед видно далеко-далеко; серой блестящей линейкой прорезает шоссе леса и поля, то поднимается в гору, то спускается к речке.