Ему было где-то за шестьдесят. Ухоженные волосы с глубокой проседью, фотогеничное лицо, умный, твердый взгляд, при этом он высоко держал голову, что называется, с привычным достоинством, и белый смокинг, несколько неожиданный в цейлонских джунглях, он носил так естественно, как если бы только что ушел с заседания клуба.
Они замерли, когда их разделяло лишь несколько шагов. Дядюшка осторожно, как бы с недоверием присматривался к племяннику, но Максим видел, как постепенно теплеет его взгляд, беспокойство уходит, а на смену приходит радостное воодушевление.
— Петр… — в конце концов решился прознести старик. — О, Петр! Ты!.. Я тебя узнал!
На его глаза неожиданно навернулись слезы. Он вдруг раскрыл объятия, и Максим, жутко смущенный, был вынужден припасть к его груди. От дядюшки исходил приятный запах изысканного одеколона.
— Петр! — избавившись от слез, не переставал повторять дядюшка, он то отрывал его от себя, чтобы посмотреть ему в лицо, словно хотел в чем-то убедиться, то снова крепко прижимал к себе. — Наконец-то! Долго же я тебя искал! Ты здесь! Просто не верится!..
Чан со скромным удовлетворением наблюдал за ними со стороны.
— Чан, друг мой, — сказал, оглянувшись, дядюшка, — видишь, я все-таки нашел его!
— Да, сэр, — Чан, про которого вдруг вспомнили, впервые оскалил два неполных ряда кривых, пожелтевших зубов, делавших его улыбку вполне безобразной. — Я, как только его увидел, сразу же сказал себе, что это он!
— Мистер Пул, разрешите подавать… — с аллеи прозвучал тонкий голос, но девушка смущенно замолчала, как только поняла, что тут происходит. — Ах, простите, я не знала…
— Аша! — торжественно позвал дядюшка, выпустив Максима из объятий, но продолжая опираться на его плечо. — Подойди-ка сюда. Позволь тебе представить сына моего покойного брата, моего дорогого племянника. Как видишь, мне удалось его разыскать и уговорить приехать к нам… Петр! Познакомься, это Аша. Я взял ее в дом горничной. Скромная девушка. Думаю, ты сам скоро в этом убедишься… Ну, с Чаном ты уже знаком. Вообще-то его полное имя… — он наморщил лоб. — Ох уж эти вьетнамцы! Знаешь, оно такое путанное, что за эти годы я так и не научился его выговаривать. Это я придумал называть его просто Чан. Хорошо звучит, не правда ли? Тебе следует знать: кроме того, что он мой слуга, он еще и мой давний друг. Как говорят у нас с тобой на родине, мы с ним не один пуд соли вместе съели. Так-то!.. Но об этом — после. Ты ведь только что с дороги. Успеем еще наговориться. Ступай лучше за Чаном, он покажет, где можно умыться и принять душ. Только не задерживайся. Аша тем временем накроет на стол. Возвращайся прямо на террасу.
Проходя мимо Аши, Максим успел окинуть ее изучающим взглядом, так же, как, впрочем, и она его. На вид ей было лет семнадцать — восемнадцать. Волосы у нее были длинные и темные — но не черные, как у местных женщин, а только темно-каштановые, и кожа более светлая. На ней было легкое европейское платьице, прикрытое передником, и дешевые стеклянные бусы, огибающие загорелую шею. Она выглядела так же, как дети европейских переселенцев. И только в чертах лица сохранилось что-то от сингалов. Безусловно, она была очень красива. Правда, это уже не был европейский тип красоты. Скорее, это была красота тропиков. Максим был поражен. Что такой милашке делать в этой глуши?
А с другой стороны, он сам, если он хоть что-то в этом понимал, вызвал в ней ничуть не меньший интерес. Едва они поравнялись, она вдруг испуганно опустила глаза, как кто-то, кто боится это обнаружить.
Чан показал ему его комнату и душевую. Максим с наслаждением подставил себя граду холодной воды. Встреча с Ашей оставила после себя приятное ощущение того, что все не настолько уж плохо. Конечно, при других обстоятельствах было бы кстати пожить тут некоторое время. Море, песок, пальмы и даже дядюшка… с приятным запахом одеколона. Он неожиданно поймал себя на том, что без всякого подтекста назвал его дядюшкой. «Баритон», кажется, был прав, утверждая, что скоро он к этому привыкнет.
Последнее упоминание на какое-то время снова лишило его оптимизма. Ну что за удовольствие находиться в объятиях кого-то, чья любовь предназначена мертвецу! А вдруг дядюшка каким-то образом догадается? От одной этой мысли «мурашки» поползли у него по спине. Максим попробовал себя успокоить. «Баритон» уверял, что дядюшка совершенно не знал своего племянника. Нужно этим воспользоваться. Главное сейчас, это — бдительность. Ему нельзя расслабляться.