Наконец мы в Охотном, в рыбном магазине Калганова. Покупателей множество. Но при виде В. А. Гиляровского из-за конторки выходит сам Калганов и приветствует его, подняв зимний картуз. Подлетают и продавцы. Руки у них в кожаных нарукавниках, от засаленных фартуков пахнет рыбой.
— Чем угощать, Владимир Алексеевич?
— Судачка нам, — отвечает он. Подходим к мраморным настилам с рыбой.
— Судак у нас всех рек и морей, какого прикажете? Окинув взглядом выложенных судаков, он отвечает:
— Люблю донского.
— Слушаю. — Продавец скрывается и быстро выносит рыбину.
— Донской, пылкого морозца.
Покупатель, надев пенсне, внимательно осматривает рыбу.
— Хорош.
Рыбу кладут на весы. Судак как судак, с первого взгляда не поймешь, чем же он отличается от всех остальных. Спрашиваю его об этом тихо. Он тихо отвечает:
— У донского судака головка меньше, чем у прочих. и мясо удивительно нежное. Если блюдо умеючи приготовить, то получится не судак, а симфония Бетховена.
Возвращаемся домой. Он сейчас же идет к Марии Ивановне сказать о покупке.
— Принесли на завтра замечательного судака.
— Спасибо, Гиляй! — А когда он уходит, слышится ее добродушное замечание — Мы живем с ним двадцать лет. Я всегда говорю одно и то же: терпеть не могу рыбы, а он всякий раз угощает меня судаком…
Расстрел рабочих 9 января у Зимнего дворца поднял пролетариат на борьбу с царизмом. Стихия стачек охватила всю страну.
По получении известий о расстреле одно за другим останавливались в знак протеста предприятия Москвы-Гужона, Бромлей, «Трехгорная мануфактура», Густава Листа, типография Сытина…
11 января газета «Вечерняя почта» выходит на двух страницах вместо четырех, в заметке дается объяснение:
«…в типографию вошла толпа фабричных рабочих и потребовала от наборщиков и типографских служащих немедленно прекратить работу».
Запрещена розничная продажа «Русских ведомостей» за резкую статью от 11 января против правительства.
В Столешники многие новости доходили из первых источников. Вернувшись из редакции «Русского слова», В. А. Гиляровский сообщил, что в Петербурге арестован М. Горький. Слух об этом мгновенно разнесся по Москве.
Скоро в газетах появляются заметки об аресте. В одной из них сообщается: «Ученый и литературный мир в Германии, волнуясь за участь Максима Горького, готовит грандиозную петицию русскому правительству под заглавием: „Спасите Горького“».
Пришли в движение по этому поводу и представители русской общественности.
…Раздается продолжительный звонок. Подхожу к телефону.
По голосу узнаю редактора Благова:
— Гиляя нет?
— Нет.
— Случилось важное происшествие: в Кремле убит великий князь Сергей Александрович. Не можете ли вы срочно связаться с Владимиром Алексеевичем?
— Могу.
— Пожалуйста, попросите его побывать на месте происшествия и все подробно описать.
Разговор окончен. Не успеваю положить трубку, как снова трещит телефон.
Снова беру трубку. Слышу голос Владимира Алексеевича:
— Новости о Сергее Александровиче знаешь?
— Знаем все.
— Откуда узнали?
— Звонили из «Русского слова», просили вас побывать в Кремле и все описать подробно.
— Я уже здесь, — отвечает он.
Через два дня свежие новости: в Московском университете на всех факультетах прошли собрания. Студенты, солидаризируясь со всеми протестующими против расстрела у Зимнего, вынесли единогласное решение — прекратить посещение университета. Только на медицинском факультете против всех высказался студент второго курса, оказавшийся сыном Грингмута, издателя черносотенной газеты «Московские ведомости».
На пост генерал-губернатора был назначен генерал Козлов. Так совпало, что В. А. Гиляровский был в день его назначения в Петербурге. Собравшись ехать обратно в Москву, он в вагоне встретился с Козловым, который возвращался домой после переговоров с царем о назначении его генерал-губернатором.
Владимир Алексеевич был знаком с Козловым, когда тот в чине полковника занимал должность московского обер-полицмейстера. Однажды во время большого пожара в Зарядье В. А. Гиляровский спас Козлова: тот чуть было не провалился в прогоревший потолок. В вагоне завязалась беседа. Когда зашел разговор о расстреле рабочих 9 января, Козлов сказал:
— После таких событий стыдно называться русским.
Приятно было, что даже некоторые из представителей верховной власти чурались бездушной грингмутовщины. Впрочем, Козлов недолго продержался на своих высях, его скоро сняли.