Выбрать главу

Судьба арестованного М. Горького продолжала волновать широкие круги населения. В. А. Гиляровский принес однажды радостные вести о скором его освобождении.

Спустя несколько дней газеты, в частности «Вечерняя почта» Н. И. Холчева, 16 февраля сообщили: «Максим Горький освобожден. Залог в обеспечение поручительства за Горького в размере 10 000 рублей внесен С. Т. Морозовым».

Почта, адресованная Гиляровскому, опускалась обычно в ящик, висевший внизу в швейцарской. В тех случаях, когда среди нее оказывалась заказная корреспонденция, все приносили наверх. Почтальон появлялся с пухлой лакированной сумкой на ремне через плечо, битком набитой письмами, бандеролями, пакетами; отбросив огромный клапан с металлической почтовой эмблемой, он выбрасывал из сумки на стол почту, доставал разносную книгу, просил расписаться и быстро удалялся. Он всегда спешил, делал все быстро, не имел даже времени снять фуражку, поздороваться.

А на этот раз он явился к нам без сумки, в руках у него был какой-то сверток трубочкой. Первым делом он снял фуражку, отвесил глубокий поклон и спросил, можно ли видеть Владимира Алексеевича.

— Можно видеть, только надо немножко подождать, у него гость, А. И. Южин, — сказал я.

— Могу, — ответил он и присел.

Я тоже приснастился около него. Почтальон был нашим давним знакомым, это обязывало принять его по-хорошему.

— И у вас какая-то просьба к Владимиру Алексеевичу? Случилось что-нибудь?

— Митинг был у нас вчера на почтамте, политикой занимались…

— Хорошо… Правильно… Митинги, забастовки — насущная потребность нашего времени. Ну как, небось и про «долой самодержавие» вспомнили?

— Не без того… Известное дело. — Он поправил редкие усики. — Народ шибко рассвирепел… Увидел своими глазами правду. Мы смотрели на самодержца, как на земного бога, а он стал угощать нас ружейными залпами. Бурно прошло собрание. Чиновные пока отстранились. Одна мелкота шебаршила.

— Что значит мелкота? Мелкота — народ, а это — все. Вы что же хотите от Владимира Алексеевича?

Мой собеседник удивил своим ответом:

— Вот петицию ему принес. — Он показал сверток трубочкой. — Не шибко мы грамотные, не так складно у нас выходит, а на митинге выкрикнули: «Гиляровского надо попросить отредактировать, он душевно к простому народу относится, не откажет. Кто ему почту носит, тот пусть и сходит…» Вот я и пришел. Не откажет он в просьбе, а?

Просьба была из ряда вон выходящая. Я ответил:

— Чужим он и то не отказывает, а вы — свой.

По уходе А. И. Южина я пошел к Владимиру Алексеевичу. Облокотившись левым локтем на стол, он что-то писал.

— Что скажешь хорошего?

— Пришел представитель московских почтальонов. Вчера у них был общий митинг на почтамте, они выработали петицию и просят вас ее отредактировать.

Он удивился.

— Это еще что за новость?..

— Это 1905 год.

Он вышел к почтальону. У них произошел краткий разговор, после чего Владимир Алексеевич прошелся карандашом по петиции.

С легкой руки почтальонов явились после того случая железнодорожники Александровской, теперь Белорусской, дороги с такой же просьбой. Потом пришли представительницы московских акушерок, у них тоже была петиция…

В грозные дни декабрьского вооруженного восстания в Москве в Столешники пришли однажды гости в самое неудобное время, почти в двенадцать часов ночи, когда хозяева уже собирались спать. Это была молодежь. Посетители явились не по одиночке, а сразу целой оравой. Некоторые из них были в студенческой форме.

По вызову прислуги вышла Мария Ивановна. Она даже испугалась, увидев такую массу посетителей. А когда один из них неожиданно заявил: «Мы просим разрешить нам переночевать у вас эту ночь» — она совсем растерялась.

— Помилуйте… как это можно? — начала она. — У меня даже места нет…

— А вот, — улыбаясь, сказал тот же студент, показывая на комнату, — здесь места хоть отбавляй… разместимся.

О появлении гостей узнал В. А. Гиляровский и явился на выручку Марии Ивановны. Он окинул всех зорким взглядом. Увидев его, молодежь загалдела:

— Владимир Алексеевич… Владимир Алексеевич… здравствуйте!..

Видно было, что этот народ его знает.

— Владимир Алексеевич, — выступил студент, первым заговоривший с Марией Ивановной, — на собрании были… понятно… На нелегальном… Очень задержались…

— Что Же вам нужно?

— Разрешите у вас ночевать… Утром разойдемся… а го везде патрули… Опасно…