— Люблю Москву, это правда, она больше всего теперь занимает меня и, по правде сказать, не могу не написать о ней книгу…
— Пишите, благодарность вам гарантирована. Перед вами большая работа. Много было интересного и жуткого в Москве, и вы хорошо обо всем знаете и хорошо пишете. — Я привел отрывок из его стихотворения:
Тепло у вас получается, чувствуется в написанном аромат столицы, тонкости быта… Детали… Написанное художественно, на большом писательском уровне, имеет право на существование, хотя бы говорилось о курицах, гуляющих на клумбах… У вас, надо отметить, все получается содержательно.
— Откуда ты выкопал такие стихи?
— Я все прочитанное вами запоминаю.
— А я о них не помню. — И, взяв в руки карандаш, он продолжал веселым тоном: — Пойдем теперь дальше. Ты слышал когда-нибудь о продаже воровской шайкой дома генерал-губернатора?
— Слышал разговор: будто корнет Савин, известный аферист, был вхож в этот дом и продал его когда-то одному американцу за сто тысяч.
— Это не верно. Дом был продан шайкой червонных валетов, верховодил которой некий Шпейер. Они организовали жульническую нотариальную контору, купчая была совершена по всем правилам.
Гиляровский взял также на заметку дом, где помещался магазин Елисеева, в котором был когда-то салон известной Зинаиды Волконской, где собирался цвет русской литературы и искусства, бывал там, например, Пушкин и откуда уезжала Мария Волконская в Сибирь к мужу-декабристу, а также отметил дом напротив, в котором помещался театр имени Пушкина, принадлежавший А. А. Бренко. Затем он остановился на булочной Филиппова, где в 1905 году был бунт хлебопеков, отметил дом Олсуфьева, против Брюсовского переулка, в народе называвшийся олсуфьевской крепостью. Здесь в ужасающих условиях ютилась всякая беднота, в основном ремесленники разных профессий.
Мне непонятно было, почему он молчит о тюрьме при Тверской части, расположенной как раз против особняка генерал-губернатора. В тюрьме в разное время находились в заключении шлиссельбуржец Н. А. Морозов, революционер П. Г. Зайчневский, автор известной прокламации «Молодая Россия», А. В. Сухово-Кобылин. В тюрьме Сухово-Кобылин написал пьесу «Свадьба Кречинского».
— Почему вы не отмечаете тюрьму? — О ней уже у меня созрела глава «Под каланчой», я тебе ее прочитаю, — ответил он.
Мы повернули на Большую Дмитровку, ныне улица Пушкина. В старину улицу называли Клубной и Дворянской, потому что здесь было много клубов и княжеских дворцов, а после дворянского оскудения она стала улицей купцов, захвативших княжеские хоромы. Здесь находилась знаменитая Ляпинка, убежище учащейся бедноты, литературно-художественный кружок.
Улица упирается в Нарышкинский сквер, а здесь и дом № 9, принадлежавший Сухово-Кобылину.
С другой стороны бульвара, у Петровских ворот, замечательный дом Гагариных, занимаемый ныне клиникой. В 1812 году в нем помещался штаб главного интенданта армии Наполеона, а в штабе работал тогда знаменитый французский писатель Стендаль.
Отметив примечательные места на Большой Дмитровке, В. А. Гиляровский переключился на Петровку. Эта улица заполнена театрами. Со стороны Каретного ряда путь к ней преграждает «Эрмитаж», где начал свою работу в 1897 году МХАТ. В середине улицы — театр Корша, с другого конца — Большой театр, Малый, Незлобина и Театральная площадь.
Артисты театров хорошо знали проторенную дорогу в Столешники к В. А. Гиляровскому, и ему немало, казалось мне, придется положить труда, чтобы отобразить свои встречи с ними, и не только в Москве, а и в провинции, когда он сам работал актером на провинциальных подмостках.
На Петровке одно время проживал А. П. Чехов, умер герой русско-турецкой войны генерал М. Д. Скобелев — о них В. А. Гиляровский, как и о людях театра, отметил в блокноте.
Улицы Тверская, Большая Дмитровка и Петровка спускаются в чрево Москвы — Охотный ряд. Сюда теперь Владимир Алексеевич и перенес свое внимание. В Охотном он отметил трактир Егорова, известный тем, что в нем не разрешалось курить, отметил Большую московскую гостиницу, знаменитый трактир Тестова.
В кабинет пришла Мария Ивановна и позвала нас пить чай; тут же она сказала Владимиру Алексеевичу, что его кто-то спрашивает. Он сейчас же отправился к посетителю, а мы с Марией Ивановной прошли в столовую.