Надо было видеть, какой подъем и нравственное удовлетворение испытал престарелый Владимир Алексеевич, когда закончил свою книгу «Москва и москвичи» и отправил ее в издательство «Советский писатель». Этой книгой он подводил итоги своей долгой жизни и литературной деятельности. Много было вложено в нее огня, души и труда.
Описывая старую Москву, он, по существу, отобразил старую Россию. На фоне уходящего рисовалась ему теперь новая Москва и Россия, новая жизнь. На глазах у него не по дням, а по часам росла, ширилась новая столица. «Там, где недавно еще на моей памяти, — пишет он в предисловии, — были болота, теперь — асфальтированные улицы, прямые, широкие. Исчезают нестройные ряды устарелых домишек, на их месте растут новые огромные дворцы. Один за другим поднимаются первоклассные заводы. Недавно гиблые окраины уже слились с центром и не уступают ему по благоустройству, а недавние деревни становятся участками столицы. В них входят стадионы — эти московские колизеи, где десятки и сотни тысяч здоровой молодежи развивают свои силы, подготовляют себя к геройским подвигам…»
«Москва, — добавляет он, — уже на пути к тому, чтобы сделаться первым городом мира. Это стало возможным только в стране, где Советская власть».
На склоне дней Гиляровский описывал тяжелое прошлое, ставшее невозвратным, и видел, что его родной народ нашел наконец свою счастливую долю.
Когда редакция газеты «Известия» поручила ему в 1924 году написать статью об уничтоженных трущобах, он, написав ее, отметил с особым удовлетворением: «Зрительная память о нем (о Хитровом рынке) останется теперь только на сцене Художественного театра в декорации третьего акта „Дна“»[7].
Отправив книгу в издательство, он с неподдельной радостью сказал: «Чувствую себя счастливым и помолодевшим на полвека». И тут же добавил: «Моя книга найдет своего читателя». Острое природное чутье и тут ему не изменило: книга «Москва и москвичи» читается с большим интересом, она переиздавалась несколько раз большими тиражами. Но сам он этой книги не видел: она вышла в свет спустя два месяца после его смерти.
В книге «Мои скитания» он отмечает, что 1882 год был первым годом ученичества в его литературной работе. Тогда открылась Всероссийская художественная выставка. На него, как на недавнего провинциала, выставка, всколыхнувшая Москву, произвела огромное впечатление. Он, как представитель прессы, не уходил с Ходынки, пылился там по целым дням, у него была масса неожиданных встреч, новых знакомств. С этого года, говорил он, я стал настоящим москвичом. В предисловии к «Москве и москвичам» он пишет: «Я — москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вкладывая в него самого себя. Я — москвич!»
Полвека с лишним носил он это почетное звание, крепко любя Москву, и ей он на старости лет больше всего отдал свои силы.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
Солнечная, теплая осень 1935 года. Дорожки московских бульваров густо усеяны опавшими листьями.
В Столешниках, в квартире В. А. Гиляровского, открыты окна, распахнуты настежь двери балкона — сейчас нужно много света и воздуха.
На стене кабинета Владимира Алексеевича висит его портрет кисти народного художника СССР А. М. Герасимова, замечательный по сходству и выполнению; писатель изображен у себя на даче, среди зелени, сидящим около стола, покрытого белой скатертью. Его фигуру обильно заливает знойный солнечный свет. На столе полевые цветы, тарелка крупной аппетитной клубники; он сидит с традиционной табакеркой в руках, полный сил, бодрый и радостный, каким был всю жизнь. А у противоположной стены, сплошь завешанной картинами больших русских мастеров — Саврасова, Левитана, Архипова, Поленова, — лежит в постели сам писатель, больной, престарелый, ему идет уже восемьдесят третий год.
У его кровати — дубовая тумбочка, заваленная тетрадями, записными книжками, бумагой, карандашами. Время от времени Владимир Алексеевич делает заметки, что-то записывает — писательская потребность у него неукротима.
В старости Л. Н. Толстой говорил, что жизнь его уже на исходе, а задуманных работ на сорок лет. На многие годы было работы и у В. А. Гиляровского. Бывая в притонах темной Москвы, кого-кого он там не встречал, каких вообще невысказанных тайн и всяких бывальщин не хранил в своей богатой памяти. Он мечтал осветить этот мир во всех подробностях. Собирался также написать книгу о владельцах многих московских особняков, преступно обогатившихся и ставших впоследствии родоначальниками громких фирм. Все это было бы интереснейшим дополнением к его замечательной книге «Москва и москвичи».