Попав впросак, я расхохотался.
— Скажите в таком случае приметы Аркадьева.
— Правильно ставишь вопрос. Вот какие его приметы: если посмотришь на него в профиль — он Наполеон, а со спины — похож на сивого мерина. Валяй, теперь найдешь. Только подожди, я довезу тебя до Третьяковского проезда.
Выходим на улицу. Он раскланивается со знакомыми. По той стороне переулка идет седой, но еще бодрый высокий генерал. Поравнявшись с нами и увидев писателя, генерал изящно отдал ему честь, Гиляровский в ответ поднял шляпу.
— Знаешь, кто это?
— Нет, — отвечаю.
— Сын Пушкина — Александр Александрович.
Я удивлен: Пушкин родился при Павле, давно это было, какие же сыновья? Должны быть только праправнуки. Но, сообразив, понял свою ошибку: в таком возрасте может быть и сын.
— Какую он занимает должность?
— Бронницкий предводитель дворянства.
Со вниманием оглядываю удаляющегося генерала, его немного сутулую фигуру, белый китель, красные лампасы.
Садимся на извозчика. На углу Столешникова городовой отдает честь. Поворачиваем на Петровку, здесь сутолока, масса экипажей. Заглядевшись на что-то, слышу громкий бас:
— Гиляй!..
Оглянулся, вижу, со стороны Большого театра мчится на рысаке Ф. И. Шаляпин. Он в черном берете, в черной безрукавной накидке, сверкает на солнце его белоснежная сорочка. Снимать берет для поклона неудобно, он салютует Гиляю поднятием руки. Тот, срывая шляпу, зычно кричит по-украински:
— Хай живе!..
У Третьяковского проезда останавливаемся. Я иду в «Славянский базар». Зал ресторана переполнен, слышен говор, сдержанный смех, звон посуды, пахнет вкусной едой.
Начинаю всматриваться в сидящих за столами. В массе посетителей нелегко найти библиофила, хотя он и не обижен характерными приметами. Стою и думаю, раз Аркадьев не москвич, — значит, он не может сидеть за столом в компании, скорей всего он один. Это уже облегчает поиски. Разглядываю одиночек, но и их оказалось немало. Походив некоторое время, осмотревшись тщательно, остановил, наконец, взгляд на одном из посетителей, уткнувшемся лицом в тарелку. В профиль он обнадеживал, а когда поднял голову, я обратил внимание на его чистенький, изящно выточенный нос, чуть-чуть гнущийся к верхней губе; брови, посадка глаз будто наполеоновские, но ведь, блеснуло шутливое, я не был знаком с Бонапартом, а портреты не все одинаковые. У этого обозреваемого объекта не хватало главной наполеоновской приметы — пряди волос, клином сползающей на широкий лоб. Захожу со стороны спины. Не всякий скажет, что этот человек похож на сивого мерина. Смело иду к столу.
— Извините, вы будете библиофил Аркадьев?
— Да, — обрадовался он.
Я передал ему книгу. Поблагодарив, он пригласил к столу на глоток вина. Присаживаюсь. Говорим о Москве, о новых книгах. Скоро он рассчитался с официантом, и мы вышли из ресторана.
Уже темнеет, а В. А. Гиляровский домой еще не показывался. Хлопот в газете выше головы, беспокоит, как всегда: как бы чего не проморгать, как бы с чем не опоздать, а главное, предугадать события, раньше перехватить новое и тем опередить конкурирующие газеты.
Работая у Н. И. Пастухова в «Московском листке», он просиживал ночи за письменным столом, писал стихи, очерки, рассказы, а днем носился метеором, добывая для газеты материал о московской жизни. За день в каких учреждениях, фирмах, общественных местах он не бывал, с какими людьми не встречался и на какие темы не вел разговоров!
На газетной работе он кипел и горел или, как сам писал, «со всех концов себя палил» в захватывающем, бурлящем водовороте московской жизни.
Без него никакие события не совершались: воздушные шары не поднимались, на Ходынке не происходило катастроф, на железных дорогах не было крушений, артезианские колодцы не бурились, пожары не загорались — он присутствовал всюду, все знал и, как человек неутомимый, везде поспевал. Поэт А. В. Круглов в одной из своих статей в шутку писал: «Гиляровский накануне знает обо всем, что произойдет завтра».
Как человек особой инициативы, он сумел сорганизовать около себя людей на вокзалах, в пожарных частях, на Хитровке, в учреждениях.
Эти люди сообщали ему о событиях и происшествиях, и это, естественно, помогало ему в газетной работе. Впоследствии А. И. Куприн писал о нем: «Гиляровский знал всю первопрестольную… Да ведь и Москва знала его. Поэтому про него и говорили, что он со всей Москвой на „ты“».
Систематически Гиляровский появлялся на знаменитой Хитровке, посещал всякие Олсуфьевские, Шиповские и другие крепости и прочие московские клоаки, где ютилась и прозябала беднота.