В ту же минуту у дверей королевской ложи послышался какой-то шум, и служитель, приподняв портьеру, доложил их величествам, что председатель парламента Бриссон и четверо советников, из которых один был докладчиком по делу Сальседа, просят разрешения переговорить с королем по поводу казни.
— Отлично, — сказал король.
Обернувшись к Екатерине, он прибавил:
— Ну вот, матушка, теперь вы будете довольны.
В знак одобрения Екатерина слегка кивнула головой.
— Сир, прошу вас об одной милости, — обратился к королю Жуаез.
— Говори, Жуаез, — ответил король, — и если ты просишь милости не для осужденного…
— Будьте покойны, ваше величество.
— Я слушаю.
— Сир, есть нечто такое, чего не переносят глаза моего брата, а в особенности мои: это красные и черные одеяния. Пусть ваше величество по доброте своей разрешит нам удалиться.
— Как?! Неужели вас столь мало волнуют мои дела, господин де Жуаез, что вы хотите уйти от меня в такой момент? — вскричал Генрих.
— Не извольте так думать, сир: все, что касается вашего величества, меня глубоко трогает. Но натура моя так жалка — слабая женщина и та сильнее меня. Как увижу казнь, так потом целую неделю болен. А ведь теперь, когда мой брат, не знаю уж почему, перестал смеяться, при дворе смеюсь я один: сами посудите, во что превратится несчастный Лувр, и без того такой унылый, если из-за меня станет еще мрачней? А потому смилуйтесь, ваше величество…
— Ты хочешь покинуть меня, Анн? — спросил Генрих с невыразимой печалью в голосе.
— Ей-Богу, ваше величество, вы чересчур требовательны; казнь на Гревской площади — это для вас и мщение, и зрелище, да еще какое! В противоположность мне вы такие зрелища очень любите. Но мщения и зрелища вам мало, вы еще хотите наслаждаться слабодушием ваших друзей.
— Останься, Жуаез, останься. Увидишь, как это интересно.
— Не сомневаюсь. Боюсь даже, как уже докладывал вашему величеству, что станет чересчур интересно, и я уже не смогу этого выдержать. Так вы разрешите нам удалиться, не правда ли?
И Жуаез двинулся по направлению к двери.
— Что ж, — произнес Генрих со вздохом. — Делай, как хочешь. Одиночество — моя участь.
И король, наморщив лоб, обернулся к матери: он опасался, не слышала ли она разговор с фаворитом.
Екатерина обладала слухом таким же чутким, как зорки были ее глаза. Но когда она не хотела чего-нибудь слышать, не было человека более тугого на ухо.
Тем временем Жуаез шептал брату:
— Живей, живей, дю Бушаж! Пока будут входить советники, проскользни за их широкими мантиями и улепетнем. Сейчас король сказал “да” — через пять минут он скажет “нет”.
— Спасибо, спасибо, брат, — ответил юноша. — Мне тоже не терпелось уйти.
— Ну, ну, вот появляются вороны, улетай, нежный соловушка.
И действительно, оба молодых человека, словно быстрые тени, скрылись за спинами господ советников.
Тяжелые складки гобелена опустились.
Когда король обернулся, молодые люди уже исчезли. Генрих вздохнул и поцеловал собачку.
V
КАЗНЬ
Советники молча стояли в глубине королевской ложи, ожидая, когда король заговорит.
Король заставил их немного подождать, затем обернулся к ним:
— Ну, что новенького, господа? Здравствуйте, господин председатель.
— Сир, — поклонившись ответил господин Бриссон со свойственным ему нечопорным достоинством, которое при дворе называли гугенотской любезностью, — мы явились по высказанному господином де Ту пожеланию умолять ваше величество даровать преступнику жизнь. Он, конечно, должен сделать некоторые разоблачения, и, обещав ему помилование, можно этого добиться.
— Но, — возразил король, — разве они не получены, господин председатель?
— Да, частично получены: вашему величеству их достаточно?
— Я знаю то, что знаю, сударь.
— Так, значит, вашему величеству известно и о причастности к этому делу Испании?
— Испании? Да, господин председатель, и даже некоторых других держав.
— Важно было бы официально установить эту причастность.
— Поэтому, господин председатель, — вмешалась Екатерина, — король намеревается отложить казнь, если виновный подпишет признание, соответствующее тем показаниям, которые он дал судье, подвергшему его пытке.
Бриссон повернулся к королю и вопросительно взглянул на него.