— Как “Розового куста любви”?
— Я хочу сказать — “Меча гордого рыцаря”. Разве что Лувр со всеми своими пристройками…
Посетитель как-то странно поглядел на нее.
— Вы правы, — сказал он, — разве что Лувр… — Про себя же он пробормотал: — Почему же нет? Это, пожалуй, было бы и удобнее, и дешевле. Так вы говорите, добрейшая хозяюшка, — продолжал он громко, — что могли бы разместить здесь на ночлег тридцать человек?
— Да, конечно.
— А на один день?
— А на один день — человек сорок, даже сорок пять.
— Сорок пять! Тысяча чертей! Как раз то, что нужно.
— Правда? Вот видите, как удачно получается!
— И так разместить, что у гостиницы не будет никакой давки?
— Иногда, по воскресеньям, у нас бывает до восьмидесяти человек военных.
— И перед домом не собирается толпа, и среди соседей нет соглядатаев?
— О, Бог мой, нет. С одной стороны у нас сосед — достойный буржуа, который ни в чьи дела не вмешивается, а с другой — соседка, дама, ведущая очень замкнутый образ жизни; за три недели, что она здесь проживает, я ее даже не видела. Все прочие — мелкий люд.
— Вот это меня очень устраивает.
— Тем лучше, — заметила г-жа Фурнишон.
— Так вот, ровно через месяц, — продолжал капитан, — запомните хорошенько, сударыня, — ровно через месяц…
— Значит, двадцать шестого октября…
— Совершенно верно, двадцать шестого октября.
— Так что же?
— На двадцать шестое октября я снимаю вашу гостиницу.
— Всю целиком?
— Всю целиком. Я хочу сделать сюрприз своим землякам — это все офицеры или, во всяком случае, в большинстве своем военные, — они собираются искать счастья в Париже. За это время их известят, чтобы они остановились у вас.
— А как же их об этом известят, раз вы намереваетесь сделать им сюрприз? — неосторожно спросила г-жа Фурнишон.
— Ах, — ответил капитан, явно раздосадованный этим вопросом, — если вы, тысяча чертей, любопытны или нескромны…
— Нет-нет, сударь! — поспешно вскричала испуганная г-жа Фурнишон.
Муж ее все слышал. От слов “офицеры” или, во всяком случае, “военные” сердце его радостно забилось.
Он тотчас же бросился к гостю.
— Сударь, — вскричал он, — вы будете здесь хозяином, неограниченным повелителем, и никому, Бог ты мой, даже не вздумается задавать вам вопросы. Все ваши друзья будут радушно приняты.
— Я не сказал “друзья”, любезный, — заметил высокомерным тоном капитан, — я сказал “земляки”.
— Да, да, земляки вашей милости, это я оговорился.
Госпожа Фурнишон раздраженно отвернулась: розовый куст, ощетинившись, превратился в частокол составленных вместе алебард.
— Вы подадите им ужин.
— Слушаюсь.
— Вы устроите их на ночлег, если к тому времени я не подготовлю им помещение.
— Обязательно.
— Словом, вы будете всецело к их услугам — и никаких расспросов.
— Все сделаем, как прикажете.
— Вот вам тридцать ливров задатка.
— Договорились, ваша милость. Мы устроим вашим землякам королевский прием. И если бы вы пожелали убедиться в этом, отведав вина…
— Спасибо, я не пью.
Капитан подошел к окну и подозвал ординарца, оставшегося с лошадьми.
Тем временем мэтр Фурнишон кое о чем поразмыслил.
— Ваша милость, — сказал он (получив три пистоля, щедро выданные ему в задаток, мэтр Фурнишон стал именовать своего гостя “ваша милость”). — Ваша милость, а как же я узнаю этих господ?
— г- Ваша правда, тысяча чертей! Я ведь совсем забыл. Дайте-ка мне сургуч, бумагу и свечу.
Госпожа Фурнишон тотчас же принесла требуемое. Капитан приложился к кипящему сургучу кольцом, надетым на палец его левой руки.
— Вот, — сказал он, — видите это изображение?
— Красавица, ей-Богу.
— Да, это Клеопатра. Так вот, каждый из моих земляков представит вам такой же точно отпечаток, а вы окажете гостеприимство подателю этого отпечатка. Понятно?
— На сколько времени?
— Еще не знаю. Вы получите соответствующие указания.
— Так мы их ждем.
Блестящий капитан сошел вниз, вскочил в седло и пустил коня рысью.
В ожидании пока он вернется, супруги Фурнишон положили в карман свои тридцать ливров задатка, к величайшей радости хозяина, беспрестанно повторявшего:
— Военные! Вот видишь, вывеска-то себя оправдала, мы разбогатеем от меча!
И, предвкушая наступление 26 октября, он принялся до блеска начищать все свои кастрюли.