— Да ну же!
— Не смейтесь надо мной, господин де Луаньяк, — сказал Эрнотон. — Вы, кажется, держите в руках все нити, приводящие большинство из нас в движение. Окажите же мне одну милость — не обращайтесь с виконтом Эрнотоном де Карменжем, как с марионеткой.
— Я готов оказать вам и другие милости, господин виконт, — сказал Луаньяк, учтиво наклоняя голову. — Двоих из собравшихся здесь я выделил с первого взгляда: вас — столько в вашей внешности достоинства и сдержанности — и другого молодого человека, вон того, такого скрытного и мрачного с виду.
— Как его имя?
— Господин де Сент-Малин.
— А почему вы именно нас выделили, разрешите спросить, если, впрочем, я не проявляю чрезмерного любопытства?
— Потому что я вас знаю, вот и все.
— Меня? — с удивлением спросил Эрнотон.
— Вас, и его, и всех, кто здесь находится.
— Странно.
— Да, но это необходимо.
— Почему?
— Потому что командир должен знать своих солдат.
— Значит, все эти люди…
— Завтра будут моими солдатами.
— Но я думал, что господин д’Эпернон…
— Тсс! Не произносите здесь этого имени, вернее, не произносите здесь вообще никаких имен. Навострите слух и закройте рот, и поскольку я обещал вам какие угодно милости, считайте одной из них этот совет.
— Благодарю вас, господин де Луаньяк.
Луаньяк отер усы и встал.
— Господа, — сказал он, — раз случай свел здесь сорок пять земляков, осушим стаканы испанского вина за благоденствие всех присутствующих.
Предложение это вызвало бурные рукоплескания.
— Все они большей частью пьяны, — сказал Луаньяк Эрнотону, — вот подходящий момент выведать у каждого его подноготную, но времени, к сожалению, мало.
Затем, повысив голос, он крикнул:
— Эй, мэтр Фурнишон, удалите-ка отсюда женщин, детей и слуг.
Лардиль, ворча, поднялась со своего места: она не успела доесть сладкое.
Милитор не шевельнулся.
— А ты там что, не слышал? — сказал Луаньяк, устремляя на юношу взгляд, не допускающий возражений. — Ну, живо на кухню, господин Милитор!
Через несколько мгновений в зале остались только сорок пять сотрапезников и г-н де Луаньяк.
— Господа, — начал последний, — каждый из нас знает, кем именно он вызван в Париж, или же, во всяком случае, догадывается об этом. Ладно, ладно, не выкрикивайте имен: вы знаете, и хватит. Известно вам также, что вы прибыли для того, чтобы поступить в его распоряжение.
Со всех концов зала раздался одобрительный ропот. Но так как каждый знал только то, что касалось его лично, и понятия не имел, что сосед его явился, вызванный сюда той же властью, все с удивлением глядели друг на друга.
— Ладно, — сказал Луаньяк. — Переглядываться, господа, будете потом. Не беспокойтесь, вам хватит времени свести знакомство. Итак, вы явились сюда, чтобы повиноваться этому человеку, признаете вы это?
— Да, да! — закричали все сорок пять. — Признаем.
— Так вот, для начала, — продолжал Луаньяк, — вы без лишнего шума оставите эту гостиницу и переберетесь в предназначенное для вас помещение.
— Для всех нас? — спросил Сент-Малин.
— Для всех.
— Мы все вызваны и все здесь на равных? — спросил Пердикка, стоявший на ногах так нетвердо, что для сохранения равновесия ему пришлось охватить рукой шею Шалабра.
— Осторожнее, — произнес тот, — вы изомнете мне куртку.
— Да, вы все равны перед волей своего повелителя.
— Ого, — вспыхнув, сказал Карменж, — простите, но мне никто не говорил, что господин д’Эпернон будет именоваться моим повелителем.
— Не спешите.
— Значит, я не так понял.
— Да, подождите же, буйная голова!
Воцарилось молчание, большинство ожидало дальнейшего с любопытством, кое-кто — с нетерпением.
— Я еще не сказал вам, кто будет вашим повелителем.
— Да, — сказал Сент-Малин, — но вы сказали, что таковой у нас будет.
— У всех есть господин! — вскричал Луаньяк. — Но если вы слишком загордились, чтобы согласиться на того, кто был только что назван, ищите повыше. Я не только не запрещаю вам этого, я готов вас поощрить.
— Король, — прошептал Карменж.
— Тихо, — сказал Луаньяк. — Вы явились сюда, чтобы повиноваться, так повинуйтесь же. А пока — вот письменный приказ, который я попрошу прочитать вслух вас, господин Эрнотон.
Эрнотон медленно развернул пергамент, протянутый ему Луаньяком, и громко прочитал: