— Государь, — ответил председатель с присущим ему достоинством, — мы явились по высказанному господином де Ту пожеланию и умоляем ваше величество даровать преступнику жизнь. Стоит ему пообещать помилование, и он сделает, конечно, кое-какие разоблачения.
— Но разве они не получены, господин председатель? — возразил король.
— Частично получены, государь, но разве вашему величеству их достаточно?
— Это мое дело, сударь.
— Так, значит, вашему величеству известно о причастности к делу Испании?
— Испании? Да, господин председатель, и даже некоторых других держав.
— Следовало бы официально установить эту причастность.
— Поэтому, господин председатель, — вмешалась Екатерина, — король намерен отложить казнь, если виновный напишет признание, соответствующее тому, что он сказал под пыткой.
Бриссен вопросительно взглянул на короля.
— Таково мое намерение, — сказал Генрих, — я больше не стану его скрывать. Уполномочиваю вас, господин Бриссон, сообщить об этом осужденному через лейтенанта короткой мантии.
— Других повелений не будет, ваше величество?
— Нет. Но признания должны быть повторены полностью перед всем народом, в противном случае я беру свое слово обратно.
— Слушаю, сударь. И должны быть названы также имена сообщников?
— Все имена без исключения.
— Даже если, по показаниям осужденного, носители этих имен повинны в государственной измене и вооруженном мятеже?
— Даже если это имена моих ближайших родичей.
— Все будет сделано согласно повелению вашего величества.
— Но никаких недоразумений, господин Бриссон. Осужденному принесут перья и бумагу. Он напишет свое признание публично, показав тем самым, что полагается на наше милосердие. А затем посмотрим.
— Но я могу обещать?..
— Конечно, обещайте!
И, почтительно поклонившись королю, господин Бриссон вышел вслед за советниками.
— Он заговорит, государь, — сказала Луиза Лотарингская, вся трепеща. — Он заговорит, и ваше величество помилует его. Смотрите, на губах у него выступила пена.
— Он кого-то ищет глазами, — сказала Екатерина. — Но кого?
— Да, черт побери! — воскликнул Генрих III. — Догадаться нетрудно! Он ищет герцога Пармского, герцога де Гиза, он ищет его католическое величество, моего брата[15]. Да, ищи, жди! Уж не воображаешь ли ты, что на Гревской площади устроить засаду легче, чем на дороге во Фландрию? На эшафот тебя возвел Белльевр; будь уверен, у меня найдется сотня Белльевров, чтобы помешать тебе сойти оттуда.
Сальсед увидел, как лучники отправились за лошадьми, увидел, как в королевскую ложу зашли председатель и советники и как затем они удалились; он понял, что король велел совершить казнь.
Тогда-то на губах его и выступила кровавая пена, которую заметила молодая королева: в охватившем его смертельном нетерпении несчастный до крови искусал их.
— Никого, никого! — шептал он. — Никого из тех, кто обещал прийти мне на помощь… Подлецы! Подлецы! Подлецы!
Лейтенант Таншон подошел к эшафоту и обратился к палачу:
— Приготовьтесь, мастер.
Тот дал знак своим подручным, чтобы они привели лошадей.
Когда лошади оказались на углу улицы Ваннери, уже знакомый нам красивый молодой человек соскочил с тумбы, на которой стоял; его столкнул оттуда юноша лет пятнадцати-шестнадцати, видимо страстно увлеченный ужасным зрелищем.
То были таинственный паж и виконт Эрнотон де Карменж.
— Скорее, скорее, — шептал паж на ухо своему спутнику, — пробивайтесь вперед, нельзя терять ни секунды!
— Но нас же раздавят, — ответил Эрнотон. — Вы, дружок мой, просто обезумели.
— Я хочу видеть, видеть как можно лучше! — властно произнес паж: чувствовалось, что он привык повелевать.
Эрнотон повиновался.
— Поближе к лошадям, — сказал паж, — не отступайте от них ни на шаг, иначе мы не доберемся.
— Но лошади начнут брыкаться!
— Хватайте переднюю за хвост: в таком случае лошади никогда не брыкаются.
Эрнотон помимо воли подчинился странному влиянию мальчика. Он послушно схватил лошадь за хвост, а паж в свою очередь уцепился за его пояс.
И среди этой волнующейся, как море, толпы, оставляя по дороге то клок плаща, то лоскут куртки, то гофрированный воротник рубашки, они вместе с лошадьми оказались наконец в трех шагах от эшафота, где в отчаянии корячился Сальсед.
— Ну как, добрались? — прошептал юноша, еле переводя дух, когда почувствовал, что Эрнотон остановился.
15
Католическое величество — титул испанского короля; согласно дипломатическому этикету, монархи называли друг друга «братьями».