Он (поморщившись и ещё, как я почувствовал, внутренне сопротивляясь): Да, это, пожалуй, возможно.
Я: Связь у вас хорошая, я не ошибаюсь? Со всеми есть связь?
Он: Да, связь есть со всеми. Радио работает безотказно.
Я: Так передайте тогда сейчас же приказ этим двум корпусам «Стоп», а тому корпусу «Вперёд, на Ратибор».
Радиостанции были здесь же — и на моей машине, и на машине Рыбалко. И он, не теряя времени, пошёл отдавать по радио этот приказ.
Кстати сказать, при этом разговоре присутствовал боевой соратник Рыбалко член Военного совета 3-й гвардейской танковой армии С. И. Мельников, человек, имевший обыкновение большую часть своего времени проводить в войсках, в боевых порядках наступающей армии.
Когда вспоминаешь боевое прошлое, то для того, что бы тебя лучше поняли, хочется некоторые моменты передать зрительно, попробовать в меру своих сил восстановить перед глазами читателя ту картину, которую тогда видел сам.
Что из себя представлял передовой наблюдательный пункт 3-й танковой армии, на котором происходил весь этот разговор? Это был и не дом и не блиндаж, а просто удобная для обозрения местности высотка, на которую выскочил командующий армией, а вслед за ним и я.
Обзор исключительно широкий. Впереди — поле боя, и мы оба видим его как на ладони, видим движение танковых соединений Рыбалко. Его бригады маневрируют перед нами, как на хорошем плацу, двигаясь под обстрелом противника к Силезскому промышленному району, к городу Глейвиц. Вдали виден и сам промышленный район, дымящиеся трубы заводов. Слева от нас, там, где ведет бой 21-я армия Гусева, слышна непрекращающаяся артиллерийская стрельба и заметно продвижение пехоты. А в тылу из глубины выдвигаются новые танковые массы — тот корпус, который Рыбалко сейчас по радио заворачивает на Ратибор.
Современная война связана с расстояниями. Действия больших войсковых масс чаще всего не умещаются в поле зрения человека, даже если находишься на наблюдательном пункте. Чаще всего они обозримы только по карте. Тем большее удовлетворение я испытывал, когда мог наблюдать стремительное продвижение вперёд боевых порядков танковых бригад, смелое, напористое, не смотря на огонь и сопротивление врага. На танках — десантники, мотопехота, причем некоторые из них с гармошками и баянами.
Кстати сказать, многие танки в этой операции были замаскированы тюлем. Танки и тюль — сочетание на первый взгляд странное, но в этом была своя логика.
Стояла зима, на полях ещё лежал снежок, а танкисты накануне как раз захватили склад какой-то текстильной фабрики. Там нашлось много тюля, и маскировка оказалась неплохой.
Так и стоит сейчас перед глазами эта картина со всеми её контрастами: с дымящимися трубами Силезии, с артиллерийской стрельбой, с лязгом гусениц, с тюлем на танках, с играющими, но не слышными гармошками десантников.
Повествуя о дальнейших операциях фронта (Берлинской и Пражской), мне ещё не раз придется возвращаться к имени и боевым делам командующего 3-й гвардейской танковой армией Павла Семёновича Рыбалко. Я хочу рассказать об этом незаурядном человеке несколько подробнее, чем это можно сделать по ходу изложения боевых действий, представить его читателю таким, каким он остался в моей памяти, попробовать дать нечто вроде его портрета, причем, разумеется, это будет портрет военного человека.
На войне я встретился с Рыбалко впервые только в 1944 году. До этого в качестве командующего 3-й танковой армией он уже провел ряд крупных операций по освобождению Украины, форсированию Днепра, освобождению Киева, наступлению на Западной Украине. Я встретился с ним, принимая командование 1-м Украинским фронтом, в мае 1944 года.
Эта первая встреча на войне была далеко не первой в жизни. Я знал Рыбалко с начала двадцатых годов по учебе на Курсах высшего начальствующего состава при Академии имени Фрунзе. Впрочем, тогда она ещё так не называлась. Фрунзе был жив, и именно он послал целую группу старых боевых комиссаров (человек тридцать) учиться на курсы. Я говорю «старых», но тогда этим комиссарам насчитывалось от роду всего лет по двадцать шесть-двадцать семь. В числе их были и мы с Рыбалко.
После окончания курсов Павел Семёнович пошёл уже не на комиссарскую, а на командную должность, командиром полка. Командовал полком, дивизией, потом был некоторое время военным атташе в Польше. Потом — вновь на командной работе. В ходе войны стал командующим танковой армией. В этой роли я его и встретил почти через двадцать лет после академии.
Павел Семёнович был широко образованным человеком и в общем, и в военном отношении. Он окончил не только Курсы высшего начальствующего состава, но несколько лет спустя и Академию имени Фрунзе, где мы опять учились вместе. И на курсах, и в академии учился он превосходно, был в числе первых. Это характерно для его натуры.
Высокая теоретическая подготовка, разносторонний командирский опыт сделали Рыбалко сложившимся, знающим свое дело и уверенным в себе военачальником. Ему была свойственна исключительная выдержка, сочетавшаяся с энергией и волевым началом, ярко выраженным во всех его действиях.
В дружеских беседах он бывал остроумен, находчив, любил и умел полемизировать. Но главным положительным качеством Рыбалко, я бы сказал, высоким его достоинством было умение сплотить коллектив, который его окружал и которым он командовал.
Рыбалко действовал не методом уступок и поглаживания по головке, задабривания или всепрощения. Напротив, всегда предъявлял к подчиненным (в условиях армии это было необходимо) самые суровые требования, но при этом умел оставаться справедливым и заботливым. Ему было свойственно далеко не всегда встречающееся качество, которое я особенно ценю в военных людях. Полною мерою взыскивая с подчиненных за любой про мах, он потом, когда за тот же промах подчиненного приходилось отвечать ему самому, не давал его избить, смять, уничтожить. Большую часть ответственности он всегда брал на себя.
Очень правильно строил он и свои отношения с Военным советом. В 3-й гвардейской армии Военный совет был хорошим, сплоченным руководящим органом, работал дружно, разумеется, при неоспоримом приоритете командующего. Член Военного совета С. И. Мельников, о котором я уже упоминал, хорошо дополнял П. С. Рыбалко, и это, по справедливости, было их обоюдной заслугой.
Мельников не только занимался вопросами политико-морального состояния и политического воспитания личного состава, но и вникал в целый ряд других армейских дел. Таких, например, как материально-техническое обеспечение, значение которого вообще огромно на войне, а в танковой армии тем более. Постоянно бывая вместе с Рыбалко на передовой, он умел, если это требовалось, воздействовать на подчиненных примером личного мужества. В этом смысле оба эти человека были схожи друг с другом.
Павел Семёнович Рыбалко был бесстрашным человеком, однако никак не склонным к показной храбрости. Он умел отличать действительно решающие моменты от кажущихся и точно знал, когда именно и где именно ему нужно быть. А это необыкновенно важно для командующего. Он не суетился, как некоторые другие, не метался из части в часть, но, если обстановка диктовала, невзирая на опасность, появлялся в тех пунктах и в тот момент, когда и где это было нужно. И в этих случаях его ничто не могло остановить.
У нас было немало хороших танковых начальников, но, не преуменьшая их заслуг, я все-таки хочу сказать, что, на мой личный взгляд, Рыбалко наиболее проницательно понимал характер и возможности крупных танковых объединений. Он любил, ценил и хорошо знал технику, хотя и не был смолоду танкистом. Он знал, что можно извлечь из этой техники, что для этой техники достижимо и что недостижимо, и всегда помнил об этом, ставя задачи своим войскам.
Во второй половине Великой Отечественной воины танковые войска были передовым родом оружия, задававшим тон в операциях. И Рыбалко, умело используя силу своих войск, задавал этот тон, определяющий темп всей операции. Разумеется, это было непростым делом, и каждую свою операцию он готовил с ювелирной тщательностью.
Я не раз бывал у него, когда он на ящике с песком, или на рельефном плане, или на карте крупного масштаба предварительно проигрывал со своими командирами боевые действия корпусов, бригад, различные варианты решения одной и той же задачи. Присутствовал и при том, как он в армейском масштабе готовил Львовскую операцию. Присутствовал и при подготовке Висло-Одерской операции.