А я поспешил в Москву выпускать газету, посвященную прорыву блокады. Как раз подоспело сообщение «В последний час» под заголовком «Успешное наступление наших войск в районе южнее Ладожского озера и прорыв блокады Ленинграда». И пошли на страницах «Красной звезды» передовые статьи, репортажи, очерки Михаила Цунца «Как была прорвана блокада Ленинграда», «В полосе прорыва блокады Ленинграда» Николая Шванкова и Валентина Хействера «Как был взят Шлиссельбург», Николая Тихонова «Город Ленина», «Ленинград — Волхов», Алексея Толстого «В добрый час», Ильи Эренбурга «Путь свободен». Пошли стихи, фото… Снимков было много, но особенно выделялся фотоснимок «Встреча воинов Ленинградского и Волховского фронтов: бойцы обнимают друг друга, целуются, бросают вверх шапки. Незабываемая, трогательная картина…
22 января. В эти дни в каждом номере газеты не одно, а несколько сообщений «В последний час». Освобождены Армавир, Ставрополь, Старобельск. Газета заполнена главным образом репортажами о наиболее крупных операциях. Обильно поступают сообщения корреспондентов, отбирать их нелегко. С болью в душе откладываешь даже хорошие, судьба которых предрешена помимо нашей воли — они будут отправлены в архив: полосы газеты заняты официальными материалами. Но есть такие, которые, как бы тесно ни было, незамедлительно ставятся в номер.
Позавчера позвонил Алексей Толстой и сказал, что пишет для нас статью, завтра привезет. Я, конечно, обрадовался:
— В добрый час. Ждем…
После небольшой паузы писатель говорит:
— А я так и назову ее, «В добрый час».
Должен сказать, что Алексей Николаевич был очень щепетилен и строг к редакционной правке, но зато полную свободу он предоставлял нам в отношении заголовков. Обычно, за редким исключением, он присылал статьи без названия, давая нам право самим «помучиться» над ними. «Это у вас, — говорил он, — получается лучше, чем меня». И радовался удачному названию. Так было и с «Добрым часом», за который он ухватился по моей реплике.
Как правило, статьи Толстого печатались у нас на самом видном месте — на второй или третьей полосах. А сейчас ее едва втиснули подвалом на четвертую. Об этом мы ему сказала сразу, как только он появился в редакции. Но обиды у него не было. Да и что тут скажешь, если газетные полосы задыхаются в тесноте.
Не раз говорилось о провалах фашистских завоевателей. О провале «молниеносной войны». О провале попытки захватить Москву. О крахе немецких планов овладеть Сталинградом, проникнуть в Закавказье, удушить Ленинград. А вот как это своеобразно объяснял Толстой:
«Немцы Гитлера с крайним высокомерием начали войну с Красной Армией. Они хорошо знали наши недостатки, но они не знали или с чисто немецким чистоплюйством не хотели знать, не видели ни одного из наших достоинств…p>
Московское побоище ничему не научило немцев, но нас оно научило многому. Это наша первая — историческая — победа… Этого-то немцы и не приняли во внимание. В их представлении Красная Армия сорок второго года должна быть слабее, неустойчивее и хуже обученной, чем кадровая Красная Аомия сорок первого года. Поэтому-то Гитлер и задумал такой фантастический авантюрный авантюрный план, — охват Москвы из-за Волги.
Но в сорок втором году Красная Армия стала иной, так же как делайся иным, мужает и нравственно крепнет человек, переживший глубокое потрясение, которое он преодолел и вышел из него победителем».
Статья многогранная. В ней затронуто много жгучих вопросов. Но есть и такие строки: «…скоро, скоро мы услышим, что из-под освобожденного Ленинграда ни один немец не вернулся назад». Или, скажем, такие мысли: «Трудно предугадать, на каком рубеже случится катастрофа, — может быть, уже на линии Днепра или на польской границе. Одно очевидно — немец не вытянет этой войны до своей территории. Немец не захочет воевать на своей территории…»
Увы, уже в те дни нам ясно было, что полное освобождение Ленинграда от блокады произойдет не так уж скоро и что не закончится война на Днепре. Меня могут спросить: почему же редактор оплошал, не исправил статью? Я понимал, что прогноз писателя нереален. Но это — не официальный документ Ставки и Верховного, хотя, как я уже указывал, и они не раз ошибались в своих прогнозах. Это — статья писателя, великого оптимиста, которому хотелось, чтобы так было, об этом он мечтал. Пусть будет так, решил я, и напечатал статью без изменений.