— Моего не видели?
Всю станицу обошла молодая Любовь Савушкина. С каждой минутой росла ее тревога, и слезы навертывались на глаза. Свекровь ее Елизавета Матвеевна сразу поняла, что дело неладно…» И в заключение такой эпизод:
«В полдень казаки и станичники хоронили товарищей, павших в бою. А немного позже в штаб полка явилась группа станичников при полном казачьем вооружении и на конях. Пришел брат Савушкина и еще двадцать казаков.
— Бери нас, майор, к себе, — сказал самый старый из них, Самойличенко. — Наши родичи не опозорили ни нас, ни твой полк. Не опозорим и мы родную станицу…»
Очерк «Солдатская душа» опубликовал сегодня в «Красной звезде» новый автор — Юрий Нагибин. Писатель ехал с Волховского фронта в Москву. На станции Санково в его вагон села большая группа бойцов. Они только что выписались из госпиталя и направлялись домой в отпуск. Настроение у них было радужное — впереди встреча с женой, детьми, стариками. Шутки, смех, гомон не утихают…
Последним, чуть ли не на ходу поезда, в вагон вскочил сержант в засаленном полушубке. И оказался он ядреным парнем, с колоритной биографией. Что ни фраза — афористичная мысль. Когда он распахнул свой полушубок, все увидели на правой стороне его гимнастерки четыре красных и две золотых полоски. Четыре легких и два тяжелых ранения. И как бы в оправдание, что «бросил» фронт, объясняет: «Два месяца в госпитале провалялся. Встал — будто здоров. А врачи говорят: много крови потерял — и дают мне отпускную, через три месяца прийти на переосмотр. Я бумажку получил и не знаю, на что она мне. А они говорят: домой, к жене поезжай. Я прямо-таки очумел: полтора года не виделись, забыл, чего с женой и делают…»
Словом, соседи по вагону требуют: «У тебя, парень, на груди цельная история фронтовой жизни, расскажи, мол, что за что». И сержант стал рассказывать. Первая красная полоска «по глупости», еще одна «по дурости» — случайные ранения. А вот золотистая— за дело: отражал немецкую контратаку…
И вдруг — заковыристый вопрос, на который как будто бы и ответить трудно: «Как же, парень, тебе ордена не дали?»
— А за что? — удивился человек. — Я средний солдат… Настоящий солдат — в наступлении. Все полтора года ждал сразиться в наступательном бою, и вот дождался — к бабе своей сражаться еду…
А финал этой истории неожиданный. На одной из станций он услыхал передачу по радио о прорыве ленинградской блокады:
— Я этой минуты, — объяснял он, — каждой своей жилкой ждал… Пятнадцать месяцев в болоте стыл, всю кровь в гнилую воду спустил… Ждал наступления, как счастья своего ждут…
«В общем, — читаем мы в последних строках очерка, — сержант стащил с полки свой мешок, козырнул и стал пробираться к выходу:
— Прощайте, товарищи! Я — к своим!..»
С узла связи Генштаба Доставили очерк Николая Тихонова «Ленинград в феврале». Блокада города еще не снята полностью, но несомненно самое страшное уже позади. Об этом говорят цифры, приведенные в очерке: в городе прибавили хлеба. По хлебным карточкам рабочие получают по 600 граммов, служащие — 500, иждивенцы и дети — 400. рабочие и инженерно-технические работники оборонных заводов — 700 граммов.
Думаю, не надо объяснять, что означают эти сухие, цифры, если вспомнить, что были месяцы, когда часть населения получала на день по 125 граммов хлеба, да и то с примесями. Вздохнули не только ленинградцы, но и вся страна; не было у нас человека, у которого бы не сжималось сердце от боли при мысли о трагедии блокадного Ленинграда.
Тихонов рассказывает о переменах, которые произошли после январского прорыва блокады: «…Город живет и работает, и все больше у него новых дел… Все крепче он держит связь со страной, и на ленинградских улицах вы можете встретить командированных из разных городов Советского Союза, приехавших по делам, и ленинградцев, вернувшихся в город после деловой поездки туда, за Ладогу». Командированный, хотя он и не романтическая фигура, — первая примета жизни, о которой еще недавно и думать не могли.
Как всегда, остроумна и выразительна карикатура Бориса Ефимова. Огромные настенные часы с красной звездой и большущим маятником. Над карикатурой надпись: «Время работает против фашистской Германии». На маятнике большими буквами написано: «В последний час». Маятник бьет по лбу фюрера, свалившегося от этого удара. Немного дальше фигура Геббельса, бегущего в панике прочь. И подпись: «Советские часы с боем».
МАРТ
2 марта. После недельного перерыва наконец появилось сообщение «В последний час». На этот раз о победах не на юге (там наше наступление заглохло), а на северо-западе страны. Напечатано оно под заголовком «Ликвидация укрепленного плацдарма противника в районе Демянска». Кому- то могло показаться, что событие это по сравнению с операциями на юге и юго-западе не столь значительно. Но это не так.