Новая идеология всегда стремится сплясать на костях старой, да еще и почураться при этом: такие вот у нас забавы. Чужой, чужбина также несколько приспускают таинственную завесу над ЧУ, выдают его связь с огнем: жба — жаровня, емкость для хранения огня, и отсюда жбан, ворожба (вражба — гадание над огнем). То есть ЧУ привязано к огню, однако не является его воплощением или качеством, а скорее как-то передается с помощью огня. А слово чуб начинает приближать нас к внешнему облику человека, обладающего ЧУ. Чуб (чуп) изначально — оселедец, пучок волос на темени, поэтому говорят «чубатые казаки», имея в виду запорожцев. Знак Б или П здесь может быть и в понимании божества, относящегося к божественному, или к правы, что в общем-то одно и то же. Впоследствии чубом (чупом) стали называть все волосы в при- лобной части головы: «...за чупрын таскает». То есть оселедец могли носить те, кто обладал Чу. Между прочим, носили их в Причерноморье сколоты. А на Балтике, на острове Руяне, — русы и князь Рюрик! Святослав Игоревич, его внук, был последним из князей, кто носил чуб и еще серьгу в ухе, как старший в роду. (По косвенным источникам, его носил и князь-оборотень Всеслав Полоцкий.) В слове чуть вложено понятие малой толики, а в чудесно слышится его значительный объем: десно, десница — правая сторона или рука, день, власть огня и света, сияние прави, когда наступает господство ЧУ. Человеку в это время хорошо, чудесно: прилив энергии, страсть к действию и восторг от такого состояния. Мы говорим «приподнятые чувства» и под их воздействием совершаем глупости и подвиги.
Все указывает на ЧУ, как на особый вид духовной, мобилизующей энергии, двигающей не только отдельного человека, но и целые народы, когда оно совокупляется в единое целое либо каким-то образом добывается, как основной ресурс, позволяющий некой общности продуктивно существовать определенное время.
На эту мысль наводят всевозможные календари и древние обсерватории, призванные постоянно контролировать течение времени. Будто других забот не было, житейских, экономических, которые вяжут современного человека по рукам и ногам. И у нас возникает полное непонимание, к примеру, зачем наши пращуры возводили циклопические сооружения, назначение которых неясно: пирамиды, сфинксы, Стоунхендж, идолы на острове Пасхи, гигантские фундаментные блоки, оставшиеся от каких-то неведомых построек. Или, например, какая сила, какая энергия позволяла гуннам пройти от Дальнего Востока до Ближнего? Чтобы ограбить весь мир? Насадить свою культуру и религию? Это слишком сомнительно, потому как просто и очень уж современно — поправить свое экономическое состояние за счет других или достичь мирового господства, внедряя собственную идеологию. Мы зачумлены нынешним образом мышления и поведения, наши ценности диктуют способ мировосприятия, поэтому и не можем проникнуть в тайну строительства пирамид. И начинаем выдумывать внеземные цивилизации, инопланетян, посетивших нашу Землю, а чаще валим все на глупость и самодурство пращуров — так легче, поскольку сами живем, как пришельцы.
Да, бесконечный контроль за временем наводит на мысль об ожидании «конца света», точнее конца времен, что может вполне ассоциироваться со светом. Мы думаем, что этот ресурс отпущен нам бесплатно и на вечные времена, думаем, оно нескончаемо, а вернее вообще о нем не думаем в планетарном масштабе, как не думаем о воздухе, которым дышим, о своем сердцебиении. Точно так же мы еще недавно относились к питьевой воде, совершенно безопасно получая ее из-под своих ног — из рек, озер и прочих источников. Теперь покупаем в бутылях и вроде бы даже привыкли к этому. Следующим истощимым запасом как раз и окажется воздух, а последним — время, и если конкретнее, то его энергия. На Земле при этом остается на самом деле много воды, но ее пить нельзя. Так же будет и с воздухом, которым невозможно дышать, и со временем, которое невозможно проживать.
Вы заметили, последние сто лет нам катастрофически его не хватает. Ни на что! А научно-технический прогресс тем часом идет семимильными шагами, и еще скорее меняются наши пристрастия, увлечения, ценности. Дни и ночи, утра и вечера стали короче, нам некогда заниматься воспитанием детей, творчеством, своим домом, родителями, мужем, женой — все наскоро, на бегу, мимоходом. Любимыми «временными» словами сделались «пока-пока», то есть, едва заговорив с человеком воочию или по телефону, мы уже с ним прощаемся. И от этого чувствуем неимоверную усталость, неудовлетворенность, разочарование, увещеваем себя, что еще успеем, откладываем главное на завтра, а «завтра» стремительно превращается во «вчера» — уходит в невозвратную бездну, во тьму.