Долго разглядывал я картины нескольких английских современных художников, выставленных на Волхонке. И вдруг в конце выставки увидел фотографии самих художников: его и ее.
Мне показалось странным, что художники, написавшие этакие картины, выглядят обычно, как и все люди. Было бы более естественно, если бы они сами оказались все изломанные, все из смещенных пропорций, диссонирующих красок и условных линий. Верно, они так и изобразили бы себя, если бы писали автопортреты. Дело спасла фотография.
А может быть, и души их тоже обыкновенные, человеческие, как и их лица, изображенные на фотографиях?
У нас в институте была машинистка Аллочка Князятова, которая, перепечатывая наши стихи, делала счастливые описки. Так, например, в «солдатском» стихотворении Жени Винокурова она вместо «Это было весенней привольной порой» написала: «привальной порой». Женя подпрыгнул от радости. Во всех сборниках у него теперь этот вариант. Я знал много таких примеров, но теперь забыл.
Аллочке приходилось печатать много стихов, и мы подозревали, что она из озорства подправляет наши стихи. Причем всегда удачно.
Это подтверждается тем, что у меня в стихотворении о встрече Ленина с Уэллсом она вместо «И по карте страны заскользила указка» напечатала: «по просторам страны…» — что, конечно, лучше и что не могло быть просто опиской.
Говорят, к Шекспиру пришел молодой человек и спросил:
— Я хочу стать таким же, как вы. Что мне нужно делать, чтобы стать Шекспиром?
— Я хотел стать богом, а стал только Шекспиром. Кем же будешь ты, если хочешь стать всего лишь мной?
Форма сама по себе нейтральна, как винтовка, висящая на стене. Важно, в чьих руках окажется винтовка и в кого будет стрелять.
Искра замысла. Огонь труда. Тепло и свет воздействия на людей. Дым славы. Зола забвения.
Искусство — как поиск алмазов. Ищут сто человек, а находит один. Но этот один никогда не нашел бы алмаза, если бы рядом не искало сто человек.
Мне сказали, что я должен поехать в Индию. Я стал собираться и, между прочим, прочитал несколько книг об этой стране, в том числе «Открытие Индии» Неру. Поездку отменили. В разговоре я пожаловался одному старому поэту, что зря вот потратил время на чтение толстых книг, вместо того чтобы закончить начатую работу.
— Ну, вы напоминаете того деятеля, которого хотели послать за границу дипломатом и несколько месяцев обучали хорошим манерам. У него тоже отменилась поездка, и он тоже был недоволен, что потратил время на приобретение хороших манер.
Одно из самых больших заблуждений человеческих состоит в том, что мы отказываем в разуме остальным обитателям нашей планеты.
Человеческий материал, из которого строится общество, тоже может быть разной кондиции: грубое сукно, тонкая шерсть, шёлк, штапель…
Старик Городецкий пришел однажды в ЦДЛ, где в большом зале шло обсуждение стихов молодых поэтов. Современник Блока, человек, вводивший в литературу Есенина, живой обломок истории, слушал, слушал, потом вышел на трибуну и сказал: «Гляжу я на вас, какие вы все грамотные, какие вы все умные, какие вы все образованные, какие вы все культурные — и как вам скучно».
Экс-чемпион СССР Виктор Пушкин однажды учил меня боксу:
— Главное в боксе — уметь расслабляться. Ведь если какая-нибудь твоя мышца напряжена, хотя бы и без дела, значит, она работает, берет энергию, как включенная лампочка или электроплитка. Этой энергии может не хватить в конце боя. Ты выдохнешься раньше времени. Главное в боксе — уметь быть расслабленным и только в момент удара мгновенно собирать всю силу, сосредоточивать ее в пучок и посылать в одну точку.
Наука хорошая. Точно так же нужно уметь вести себя и в искусстве. Интересно, что эта наука боксера в точности перекликается с легендой об апостоле Иоанне. Вот ее смысл так, как передает его Ф. Фаррар:
Однажды молодой охотник увидел Иоанна, играющего с ручной куропаткой, и спросил:
— Как же можешь ты унижать себя столь тщетным развлечением?
— Что это у тебя в руке? — в свою очередь спросил Иоанн.
— Лук.
— Почему же он не всегда натянут?
— Потому что от постоянного напряжения он утратил бы свои свойства; и когда нужно с усилием пустить стрелу в дикого зверя, то невозможно было бы это сделать: лук не имел бы силы.